Нагнувшись, она подняла скалку и пошла к раковине. Рэнсом крепко схватил ее за руку и повернул к себе лицом.
– Почему ты говоришь все эти вещи про Сабрину?
Скалка опять вывалилась у нее из руки, она почти подпрыгнула, а он еще сильнее сжал ее руку. Ей казалось, что боль от его впившихся пальцев уменьшит боль у нее в сердце.
– Сейчас это уже не имеет значения. Сабрина давно умерла.
– И не может защитить себя от твоих необоснованных обвинений. – Он отпустил ее руку, вздрогнув так, как будто рука была покрыта струпьями от оспы. – Я не верю тебе. Сабрина была очень доброй и благородной женщиной.
В каком-то смысле он был прав.
Та Сабрина, образ которой она создала в своих письмах во время войны, действительно была доброй и великодушной. Анджела сомневалась в том, что ее признание в авторстве писем сможет что-нибудь изменить. Так как Рэнсом очарован памятью о той прекрасной женщине, образ которой она создала, Сабрина будет всегда стоять между ними.
Анджела опустила руки вдоль передника, собралась с силами и посмотрела Рэнсому в глаза.
– Я должна поблагодарить тебя за то, что ты познакомил меня с индейцами. Теперь, после того, как я встретилась с Малачи и с Хоколинши, я поняла, что у меня нет оснований стыдиться своей индейской крови. Они очень хорошие, благородные люди. И я горжусь тем, что у меня в жилах течет индейская кровь.
– Зная о моей дружбе с Малачи, ты могла понять, что я никогда не стыдился бы твоего происхождения.
– Возможно, но ты всю свою жизнь сравнивал бы меня со своей иллюзией.
Он сердито нахмурился.
– Сабрина не была иллюзией. Анджела понимающе улыбнулась:
– Нет, она была из плоти и крови. Не лучше и не хуже, чем любая другая женщина, но ты помнишь только ее идеальные черты, и с этим не может сравниться ни одна живая душа. И ты закрыл свое сердце для всего остального.
Сложив руки под своим уже округлым животом, она выпрямилась и стала как будто немного выше ростом.
– Я заслуживаю большего. И мой ребенок должен иметь отца, который не сомневается в своем отцовстве.
Она высказала все, что было у нее на сердце. Произнося эти правдивые слова, Анджела понимала, что теряла Рэнсома, но она вернула себе самоуважение.
А он стоял посреди кухни в публичном доме, и теперь у него на лице было смущение и невероятная растерянность. Ей хотелось подойти, обнять его и уверить, что все будет хорошо. Но она не могла этого сделать, потому что понимала, что хорошо не будет. Его преданность воспоминаниям всегда будет стоять между ними.
Она стояла молча, не желая первой прощаться с ним. Когда он повернулся, чтобы уйти, она услышала шелест бумаги и заметила у него в руках пакет. Рэнсом повернулся и протянул ей пакет:
– Я купил тебе платье, и еще здесь немного денег.
Анджела колебалась, не решаясь брать у него деньги. Как бы он поступил, если бы знал, что у нее есть деньги? Настаивал бы, чтобы она осталась с ним, так как ему нужны были деньги для ранчо? Она старалась не поддаться искушению, не поверить опять, что, возможно, через какое-то время он полюбит ее. Только что возникшее самоуважение было слишком хрупким, чтобы рискнуть. Она всю жизнь будет любить Рэнсома, но она не может жить с ним.
– Мне не удалось выручить много денег за быков. Люди в Бакстере очень злятся на нас, боятся техасской лихорадки. – Он всунул пакет ей в руки. – Но я продал нескольких животных, чтобы было чем расплатиться с Гаррисоном и Сойером. Они собираются перегнать оставшееся стадо в Айову, чтобы получить за них более высокую цену.
Несколько мгновений он смотрел на нее, как будто стараясь запечатлеть ее лицо в своей памяти. Она была в отчаянии. Ей хотелось прикоснуться к нему в последний раз. И для того, чтобы не позволить себе это сделать, она обеими руками прижала пакет к груди. Он выглядел таким же оцепенелым, как и она.
– Думаю, я теперь присоединюсь к ним или вернусь в Техас. – Он надел шапку. – И спасибо тебе за то, что помогла мне, когда я нуждался в твоей помощи.
Когда, выходя из кухни, он открыл дверь, три проститутки свалились на пол. Переступив через полуодетых девиц, он попытался протолкнуться мимо остальных.
– Если он тебе не нужен, давай я попробую.
– Заткнись, Пандора, – раздался властный голос Салли, – Немедленно все поднимайтесь наверх, вам абсолютно нечего здесь делать. Анджела позовет вас к обеду.
Молча Анджела наблюдала, как Салли выпроваживает девиц из кухни. Взгляд ее был направлен на дверь, и через мгновение она видела только потолок.
– Открой глаза, детка, и выпей капельку, – услышала она знакомый голос.
– А что произошло?
– Вы упали в обморок. – Шотландец положил ее голову себе на колени. – Сделайте глоток. Салли не часто угощает своим самым лучшим ликером.
Анджела вдохнула приятный аромат дорогого ликера, когда он поднес маленький стаканчик к ее губам.
– Парочка капель придаст бодрости.
Сделав несколько глотков, она почувствовала тепло в горле. Слезы текли у нее по лицу.
Шотландец держал ее за плечи и старался успокоить:
– Ничего, ничего, все обойдется.
– Простите меня. – Она постаралась унять слезы. – Так глупо с моей стороны расплакаться как маленькая.
Он не был Рэнсомом, но на какой-то момент она закрыла глаза и попыталась представить себе, что это он. Она прислушивалась к ритмичным ударам его сердца, и ей хотелось, чтобы голова ее лежала на другой груди.
– Я был бы счастлив последовать за этим нахалом и вырвать его сердце для вас, – громко и сердито произнес Шотландец.
– Проклятие, я совсем не хочу, чтобы вы убивали человека, которого я люблю.
– Так я и предполагал. А он любит девицу, которую зовут Сабрина?
Ее возмущение испарилось. Нижняя губа дрожала. Неуверенная в том, что и голос ее не будет дрожать, она только кивнула.
– Я ничего не понимаю. Почему же он не женится на этой самой Сабрине?
– Она моя сестра. – Анджела притянула к себе стакан, который он держал в руке, и сделала еще несколько глотков. Приободренная крепким напитком, она продолжала: – Мы не настоящие сестры, меня удочерили. А она умерла.
– Так что он не может жениться на ней?
– Нет. – Она сделала еще один глоток. – Но он может жить с памятью о ней.
– Вы такая красивая женщина. А ваш муж предпочитает память о вашей сестре?
Она забрала из его рук стакан и, указывая на бутылку, спросила:
– Можно еще?
– Еще немножко, и все. – Он прикрыл своей рукой ее руку, державшую стакан, и налил немного бренди.
