— Ради чего Джил могла бы прийти?
— Очень просто: Грета потребует от нас обещания никогда больше этим не заниматься.
Клаудия вздернула брови.
— Таково ее условие. Тогда она нам поможет. А если мы все-таки захотим и дальше заниматься магией, она нас поднатаскает. Вообрази? Сделает из нас настоящих колдуний.
— В таком случае, Джил непременно придет, — откликнулась Клаудия, а у самой мозги уже завертелись. Настоящие колдуньи? Загадывать желания — так, чтоб они исполнялись и чтоб жизнь при этом не превращалась в ад? Никакого больше хаоса? Хм-м. Ради этого, пожалуй, стоит попытаться уговорить Джил.
Две из трех подруг заверили Линдси, что не пропустят сегодняшнего заседания — второго экстренного заседания Клуба желаний. Если только их обещаниям можно верить, невольно поморщилась Линдси. Три дня назад они уже обещали быть на открытии выставки Джил.
Линдси сунула противень с печеньем в духовку и споласкивала под краном руки, когда переливчато залился дверной звонок. На ходу вытирая руки, Линдси направилась в прихожую и заглянула в глазок. Грета — точна как скорый поезд.
Пока Линдси пристраивала на вешалку ее накидку с капюшоном, Грета прошла в гостиную. Облик гостьи являл собой помесь профессиональной владелицы галереи и хиппующей колдуньи: длинная темно-фиолетовая, почти черная бархатная юбка и футболка из шелка с длинными рукавами; седые волосы стянуты в узел черной бархаткой.
Когда Линдси присоединилась к ней в гостиной, Грета стояла приподняв голову и прикрыв глаза — словно пыталась разобраться, куда попала, или принюхивалась.
— У вас очень мило, — сказала она, и у Линдси от удовольствия побежали мурашки по коже: приятно все же получить комплимент от настоящей колдуньи.
— Овсяное печенье с изюмом? — поинтересовалась Грета.
— Да, но как вы?..
— Его аромат ни с чем не спутаешь. Мое любимое печенье.
Линдси не ахти какой кулинар, но сегодня решила что-нибудь состряпать для Клуба, чтоб до начала заседания чем-нибудь занять себя и успокоить нервы. Она извлекла все свои поваренные книги и остановилась на овсяных печеньях с изюмом. Раскладывая на металлическом листе лепешечки теста, Линдси убеждала саму себя: и вовсе нет ничего странного в том, что ей вдруг вздумалось печь. Сейчас она уже не была в этом уверена.
Грета склонилась над журнальным столиком с раскрытой книгой:
— Мне всегда нравился Мэпплторп.[20]— Она быстро перешла от столика к книжным полкам. — Он запечатлевает человечество.
— Мне тоже… да, безусловно. — Линдси крутила в руках полотенце. Ну вот пожалуйста — заикается как Клаудия, когда на нее находит приступ смущения.
Грета шла вдоль полок, ведя рукой по корешкам книг, что выстроились на уровне груди. У Линдси опять побежали мурашки.
— Подумать только, какая потеря. Какая страшная потеря! — проговорила Грета, не отрывая глаз от книг. — Думаю, вам было очень тяжело.
«Она знает?.. Я же никому никогда ни слова…» Линдси пробежала взглядом по полкам. Голова закружилась, накатила дурнота. Опять. Только не это! Сердце в груди колотилось.
— Полагаю, теперь вы осознали, что у вас иное предназначение? — Вопрос был скорее риторическим.
Линдси открыла рот и снова его закрыла. А что тут скажешь? «Вы говорите именно о том, о чем я думаю, что вы говорите?»
Грета закончила с книжными полками и направила свое внимание на саму комнату. Неспешно кружила по гостиной, изучила эстампы на стене, вид из окна, безделушки на угловом столике. В очередной раз у Линдси по спине побежали мурашки, когда Грета взяла со стола небольшое пресс-папье и заглянула в пузырчатое стекло.
Осмотр закончился неожиданно: Грета опустила пресс-папье на место и повернулась к Линдси, одновременно вскинув брови и руку с часами:
— Полагаю, члены Клуба считают хорошим тоном опаздывать на встречи?
Она подошла к дивану и села посредине, сложив руки на коленях, прикрытых густо-фиолетовой тканью. Вздохнула, глядя прямо перед собой полным решимости взором.
— Мне еще надо кое-что доделать на кухне. — Линдси махнула полотенцем за плечо, и словно по сигналу запищал таймер духовки. Грета лишь улыбнулась. — Я пойду, ладно? Я быстро.
— Да, конечно, дорогая. Идите. — Грета не двинулась с места, не предложила помочь — словно знала, как много Линдси надо обдумать.
Мара воткнула штопор в пробку следующей бутылки.
— Странно все-таки! — Она старательно сдерживала голос, хотя между кухней и гостиной, где по-прежнему в одиночестве сидела Грета, было порядочное расстояние.
Мара принялась закручивать штопор, а Линдси тем временем раскладывала на подносе овощи.
— Откуда она узнала, что доктор Сили — страшный скупердяй? Ты сказала?
— Нет, конечно, — отозвалась Линдси. — У меня такое ощущение, что Грета вообще все знает. Она такая.
— Экстрасенс?
— Бог весть. Просто она такая.
Пробка с хлопком выскочила из бутылки.
— Все знает? — протянула Мара, выкручивая штопор из пробки. — Та рассыпалась крошками.
— Может, и впрямь экстрасенс. В галерее она буквально читала мои мысли. И сегодня упомянула кое-что такое, чего ну никак не могла знать… — Линдси оборвала себя и принялась вертеть в руках веточку сельдерея.
Мара потянулась за третьей бутылкой, не спуская с Линдси настороженных глаз.
— Этого нельзя так оставить.
Линдси поднесла листик сельдерея к губам, снова опустила. И долго молчала, борясь сама с собой — сказать, не сказать. Наконец глубоко вздохнула.
— Когда мы с Джеймсом поженились, — тихо начала она, обращаясь к сельдерею, — через два месяца после свадьбы я забеременела. Мы оба были в шоке — хотели ведь подождать года два, не меньше. Или вообще не заводить детей. Словом, окончательно еще не определились. Но стали думать, обсуждать и как-то потихоньку начали свыкаться с мыслью, что у нас будет ребенок. Даже обрадовались… А потом я потеряла ребенка, в конце третьего месяца. Мы как раз собирались объявить, что я беременна. Мы были страшно подавлены, хотя поначалу о ребенке не помышляли. Попробовали еще раз. И еще, и еще. У меня было пять выкидышей. Пять… — Линдси умолкла. Глаза заволокло слезами, она прижала пальцы к переносице.
Мара отпустила всаженный в пробку штопор, который давно замер у нее в руке, обошла стол и обняла Линдси.
— Бедная ты моя. Почему ты нам никогда не говорила?
— Сначала было слишком тяжело. Не могла — и все тут. А потом время ушло… — Линдси шмыгнула носом и отодвинулась от Мары. — А сейчас у меня такое чувство, что Грета все знает. Она прямо так и сказала: «Какая страшная потеря. Думаю, вам было очень тяжело». Ну скажи, как она могла догадаться? Я ж ни одной живой душе не рассказывала, даже Клаудии.
