– Я, пожалуй…
– Никаких «пожалуй», – решительно перебил Валера, протягивая ему какие-то выцветшие резиновые тряпки, – вот, надевай… Ничего, Михаил, мы еще сделаем из тебя морского волка!
Брезгливо натянув на незагорелое тело пахнущий водорослями старенький гидрокостюм, Миша обреченно подумал, что во всем виновата слабость его характера. Не будь он таким ведомым, ничего подобного не произошло бы. И зачем он вообще сюда приперся? Зачем поддался уговорам энергичного Валерки? Он устал, ему так хотелось оказаться дома, скушать невкусные Ксюшины оладушки, бессмысленно надавливать на кнопки телевизионного пульта.
А вместо этого смеющийся Валерка показывал ему, как правильно следует вынимать из воды парус, чтобы не завалиться назад. Как перехватывать его, как подставлять ветру, как осторожно разворачивать доску…
Ступив на шаткую доску, Миша неловко замахал руками, не удержал равновесие и, к Валеркиному удовольствию, повалился в воду. В грязную московскую воду, ощутимо попахивающую бензином, не вызывающую желания окунуться даже в самый сильный зной. Вынырнув на поверхность, Миша отдышался и заявил: баста.
– С меня хватит. Валер, ты прости, но это точно не мое.
– Что значит «хватит»? Все только начинается! И ты не можешь сказать, твое или не твое, пока не научишься хотя бы держать парус.
И снова Михаил сдался. Два с половиной часа измывался над ним неунывающий Валерий. Миша падал в воду, из последних сил вскарабкивался на доску, покрасневшими ладошками вытягивал из воды парус… Чтобы через минуту снова упасть, смешно раскинув руки в стороны, да еще и мачтой по голове получить. К концу импровизированного урока физкультуры он так устал, что перестал даже думать о том, что делает, машинально продолжая выполнять Валеркины команды. Болела спина, ладони были стерты в кровь, кружилась голова, нестрепимо хотелось пить…
И вдруг посреди этого затянувшегося ада в миниатюре случилось чудо. Пошатывающийся от утомления Михаил в очередной раз взобрался на доску, поднял парус… и тот не выскользнул из его натруженных рук. Подхваченный вялым ветерком, парус напрягся, затрепетал. Миша отклонился назад… и вдруг увидел удаляющийся берег и счастливое Валеркино лицо.
У него все получилось!
А потом и вовсе случилось что-то странное. В воспоминаниях Миша часто возвращался к своей первой поездке в Строгино, но так и не смог осознать, где же тот момент, положивший начало возведению великой китайской стены между двумя его внутренними сущностями – порядочным клерком в отглаженной белоснежной рубашке и отчаянным хиппи с обветренным лицом? Словно некто невидимый и всемогущий переключил его на другую программу. Раз – и перед вами иной человек, с иными жизненными ценностями.
Парус гулко хлопал на ветру, который уносил Мишу все дальше от берега. Где-то далеко бесновался Валерка: он беспокоился за свою доску, за то, что Миша не сможет вернуться самостоятельно. Строптивый парус норовил вырваться из рук, но и Миша не сдавался. Разворачиваться к берегу не хотелось. Хотелось подставлять лицо солнцу, жмуриться на ветру, каждой клеточкой своего существа прочувствовать скорость. Миша вдруг забыл и о завтрашней летучке, и о том, что на берегу остался его портфель с важными документами и россыпью кредиток, о Ксюше, которая ждала дома и наверняка начала волноваться, обо всем.
Все закончилось тем, что на берег его возвращали спасатели в моторной лодке.
Валерка хлопнул его по плечу.
– Ну как?
– Валера… – у Михаила вдруг перехватило дыхание, – а сколько стоит этот твой виндсерфинг?
– Я же тебе говорил, – рассмеялся Валерка, – знаешь, а я сразу в тебе это почувствовал. Тебе было необходимо расслабиться. Тебя уже достала эта работа и эта жизнь. Все это на твоем лбу написано. Тебе был необходим этот катарсис. А оборудование стоит недорого, для начала можно подержанное купить.
Так Миша и поступил. На следующее утро явился на работу еще раньше обычного (никто не удивился, все привыкли к тому, что он трудоголик в последней, болезненной стадии), сразу же залез в Интернет, на форум виндсерфингистов. Подходящие доска и парус нашлись быстро.
С того самого дня Мишина судьба была, в общем-то, определена. Каждый вечер после работы он мчался в Строгино. Все удивлялись – как же быстро получается учиться у этого тихого очкарика… Странно, ведь с виду он совсем неспортивный…
Ксюша… Бедная толстая Ксюша, которая смотрела на него влюбленными и печальными глазами, будто бы понимала что-то, но не осмеливалась спросить. Он успел к ней привязаться, но полюбить не успел. Рядом с нею было удобно и уютно, Миша не раз намекал, что собирается довести затянувшийся роман до логического завершения, подслащенного шампанским и громыхающим мендельсоновым маршем. И вот только теперь подумал – а почему, собственно говоря, он в свои слегка за тридцать с такой тупой твердостью решил поставить крест на эмоциях? Как будто бы он старый вдовец, которому нечего ловить, кроме спокойной заботы, честное слово… Вокруг – целый мир, вокруг такое, а он каждый вечер возвращается к нелюбимой женщине, которая стесняется спать голой из-за лишних килограммов и зачем-то называет его зайчиком. Ему давно не хотелось близости. Он замечал такие вещи, которые влюбленный мужчина просто не должен замечать в легкомысленный период жениховства… У нее расширенные поры на носу. Когда Ксюша рано встает, в ее глазах красные прожилки. Она перестала брить ноги каждый день, и вот теперь, когда во сне она закидывает свою конечность на его бедро, Миша брезгливо вздрагивает. Горячая колючая плоть – словно стайка температурных ежиков пробегает по его ноге.
Он перестал бывать дома вечерами. Вокруг Москвы десяток баз серфингистов, и вскоре на каждой из них к Мише относились как к родному.
Он соврал Ксении о срочной командировке, а сам отправился с группой новых товарищей в Египет на десять дней. Море теплое, ветер сильный и ровный, как стена. За десять дней Миша научился такому, на что в Москве ушло бы несколько сезонов. Водный старт, скоростные повороты, глиссирование…
Когда он вернулся, загорелый, с горящими глазами, Ксения не выдержала. Разрыдалась, дуреха, швырнула на пол хрустальное блюдо, доставшееся ему от бабушки. Блюда он ей так и не простил – было обидно, что для демонстрации экспрессии она выбрала именно ностальгический, ничем не заменимый предмет, а не какую-нибудь икеевскую чашку за пятнадцать рублей. Сухо признался: да, у меня другая женщина. Да, я возил ее на курорт. Да, больше не люблю. Зачем соврал? Но так было проще, скажи он правду – Ксения все равно не поняла бы ничего.
Следующим утром он проснулся один – наскоро собрав вещи, она навсегда покинула его квартиру. Не осталось ни сожаления, ни грусти – может быть, лишь легкое чувство вины.
Миша взял еще десять дней за свой счет и отправился на юг Испании, в Тарифу, Мекку всех виндсерферов мира.
Однажды его вызвал на ковер начальник.
– Вы что себе позволяете? – сдвинув брови, поинтересовался он. – Вы в курсе, что за последние полгода вы были в отпуске на пять лет вперед?
