Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
— Ты был паршивым садовником, который вырастил чудесный сад. Рыжик говорила, что женщина может забеременеть от одного твоего взгляда. Она тебя любила.
Он кивнул, глубоко вздохнул.
— Похоже, меня все любили. Только что мне теперь с этим делать?
Я вновь почувствовав раздражение в его голосе.
— Как прошел вечер?
— Странно. Меня снял какой-то парень, и мы пошли к нему. Там я еще не успел раздеться, как он заявил мне, что я сука и что он не будет трахать меня, даже если я буду последним человеком на земле. Тут как раз подошел его сосед, чтобы полюбоваться на мой позор.
— Мне жаль, что так получилось, — сказала я, изо всех сил сдерживая смех.
— Да ладно, не стесняйся. Мне это даже полезно.
— Еще кофе?
— Обязательно.
Я подлила.
— Так кто это был?
— Лицо из прошлого? — пожал он плечами. — Кто-то, кого я обидел? Кто-то, кто меня обидел? Понятия не имею. Он решил, что я над ним издеваюсь, когда я сказал, что не помню его. — Он отхлебнул кофе из чашки. — А потом я опять пошел к той скамейке.
— Зачем?
— Хотел почувствовать, почему этот мост значил для меня раньше так много, как ты говорила. Почувствовать, каким человеком я был. Но не смог. Что-то во мне сломалось; я сломался. Сидел смотрел на город и мечтал, чтобы все случилось снова. Думал, что, если меня испугать, я, может, что-нибудь вспомню. А, так это была просто скамейка. Я ее не чувствовал, не чувствовал этого места. А надеялся, что поможет. Я же понимаю, что мучаю вас всех. Вы постоянно напоминаете мне о ком-то, кем я никак не могу стать. А такой, как я есть, я никому не нужен.
— Это неправда, — вяло возразила я.
— Правда. Знаешь, мне даже хочется вернуться в больницу. Для меня это единственный дом. А здесь все чужое. И сам я будто потерян.
После этой ночи все изменилось. Он перестал даже изображать интерес. Теперь я понимала, почему Чарли хотел, чтобы за ним приехала я, а не родители. Все проваливалось в пустоту, и им было бы слишком больно. Надо набраться терпения, говорили врачи, но мое терпение иногда истощалось. Он тянулся за бутербродом с сыром, и я говорила ему: «Ты же не любишь сыр», а он либо молча смотрел на меня, либо говорил: «Теперь люблю».
Иногда он бросал фразы, что хотел бы жить один, что мы утомляем его своими ожиданиями, и я не знала, что сказать родителям, которые ждали нас в Корнуолле. Иногда он уходил куда-то на весь день, раздраженно отмахивался, когда вечером я пыталась показать ему старые фотографии, и бывал намеренно жесток, словно хотел поссориться. Он говорил, что мы ему даже не нравимся. Доктора уверяли, что это нормально.
Мы взяли напрокат машину и поехали в горы к Чарли. Когда мы подъезжали, солнце как раз садилось за горную цепь, и, наверное, это было очень красиво. Несколько ярких цветов боролись в небе за первенство, закатный огонь бросал отблески на наши лица, но эти лица были печальны, и всю дорогу в машине мы молчали. Наша дружба не выдерживала это безрадостное испытание, и расставание казалось уже совсем близким.
Чарли показал Джо его спальню, он ушел туда, и больше мы его в этот вечер не видели. Есть нам не хотелось; последнее время мы часто пили, вместо того чтобы есть. Нам было грустно, и мы молчали, надеясь, что другой первым скажет горькие слова.
Мы вышли наружу и сели на веранде, в свете, падающем из большого окна. В лесу за домом мелькали чьи-то красные глаза. Олень? Молодой медведь? В прошлом месяце Чарли видел одного, когда вырубал разросшийся кустарник. Он закурил.
— Я сидел здесь же тем вечером, когда Бобби позвонил мне и сказал, что ему звонили из больницы. Кажется, так давно это было. — Он сердито потушил сигарету, потому что никогда толком не курил. — Я так устал, Элл.
Я наклонилась и обняла его сзади, поцеловала в затылок.
— Только не бросай меня сейчас, — попросила я.
Я не могла смотреть на него и поскорее ушла в дом. Я ведь понимала какую непосильную ношу сейчас взвалила на него.
Джо не показывался два дня. Наконец он появился — вместе с солнцем, как сказала бы Рыжик, — заглянул на кухню и предложил сделать нам тосты. Мы уже поели, но все равно сказали «да», потому что он явно старался быть любезным. Эти два дня он не брился, и у него уже начала появляться борода. Меня это порадовало, потому что его лицо стало казаться незнакомым, и так мне было легче ненавидеть его.
Мы поели на террасе, потеплее одевшись, и говорили о том, как замечательно светит солнце и как тепло. Пустой вежливый разговор. Он спросил, чем я занималась.
— Писала.
— Угу, — сказал он и откусил кусок тоста.
Я ждала, что сейчас он добавит что-нибудь язвительное, как-то спровоцирует меня, и долго ждать мне не пришлось.
— Ты, наверное, одна из тех людей, которые пишут, вместо того чтобы жить, так?
— Отвяжись, — попросила я и вежливо улыбнулась, как всегда делала Нэнси.
— Ага, задело!
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, улыбаясь и чувствуя себя одинаково гадко.
— Я иду делать новые полки в коттедже, — вмешался Чарли, — и помощь была бы кстати.
— Хорошо, — кивнул Джо.
Они быстро допили кофе, захватили пилы и ящики с инструментами и по высокой траве пошли к расположенной на краю участка хижине: у них появилась общая задача, которая их объединяла. Я смотрела им вслед и ревновала.
Сев в машину, я поехала в город за продуктами; собиралась найти хорошие стейки, а в итоге купила крабов — заниматься всей этой ерундой не было ни сил, ни желания. Он любил крабов, и я тоже, и холодильник будет полон, так что несколько дней, пока мы не примем решения, о еде можно будет не думать. В Англию он не вернется — в этом мы уже не сомневались. Родителям я еще не сказала. Как я могла им сказать? С ними была Нэнси, и это хорошо. Она будет с ними, когда я им скажу. Нэнси, врачеватель чужой боли. Я изо всех сил вжала тормоз в пол. Их глаза смотрели прямо на меня. Чуть не сбила. Сплю на ходу. С этим надо кончать. Чуть не сбила женщину с ребенком. Она что-то кричала мне, угрожала; ребенок плакал. Я свернула на боковую улочку и стояла там, пока не перестала дрожать. Во что я превратилась?
Они вернулись уже в темноте. Он, казалось, ожил от этой физической работы, от того, что руки помнили, как работать с деревом, от самого ощущения дерева. Они вошли в кухню, пахнущую крабом и чесночным майонезом, как два сообщника после удачного дня, а я была здесь лишней. Они мыли руки и болтали о новых полках и о том, как можно настелить деревянные полы, а я швырнула крабов на газету с такой силой, словно надеялась, что они рассыплются по полу и хоть так прервут эту равнодушную мужскую болтовню. Я поставила на стол две бутылки вина и без сил опустилась на стул.
Джо через стол протянул нам руки.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
