– Он говорит о вашем идиотском предложении снять обвинение, если я уступлю вам Анатоля, – объяснила любимая родственница. – В жизни не слышала ничего глупее. Мы хорошо посмеялись, верно. Берти?
– Чуть со смеху не лопнули.
На старика напала оторопь.
– Вы что же, отказываетесь?
– Конечно, отказываемся. Уж я-то должна была знать своего племянника: разве можно хоть на минуту предположить, что он способен принести в дом тетки горе и лишения, лишь бы избавить себя от мелких неудобств? Вустеры так не поступают, верно, Берти?
– Никогда.
– Они не из тех, кто думает только о себе.
– Что нет, то нет.
– Как я могла оскорбить его, рассказав о вашем предложении? Берти, прости меня.
– Ну что вы, что вы, дорогая тетушка.
Она стиснула мою руку.
– Спокойной ночи, Берти, спокойной ночи – вернее, аu revoir. До скорой встречи.
– Именно до скорой. Мы увидимся, когда на полях расцветут маргаритки, а может, еще скорее.
– Кстати, ты не забыл средиземноморскую форель, посыпанную укропом?
– Ах, черт, забыл. И седло барашка с салатом-латуком по-гречески забыл. Впишите и то и другое, пожалуйста.
Она величественно удалилась, одарив меня на прощанье взглядом, в котором сияли и нежность, и восхищение, и благодарность, и в комнате ненадолго воцарилось молчание – лично я молчал высокомерно. Но вот папаша Бассет произнес вымученно ядовитым тоном:
– Что ж, мистер Вустер, видно, вам все же не миновать расплаты за совершенную глупость.
– Я готов.
– Я разрешил вам провести ночь под моим кровом, но теперь передумал. Отправляйтесь в полицейский участок.
– Какой вы мелкий, злопамятный тип, Бассет.
– Ничего подобного. Несправедливо лишать полицейского Оутса нескольких часов заслуженного отдыха ради вашего удобства. Сейчас пошлю за ним.
– Он отворил дверь.
– Эй вы!
Обращаться так к Дживсу? Совершенно недопустимо! Но верный слуга сделал вид, что его это совершенно не задевает.
– Что угодно, сэр?
– На газоне перед домом вы увидите полицейского Оутса. Приведите его сюда.
– Слушаюсь, сэр. Мне кажется, с вами желает побеседовать мистер Спод, сэр.
– А?
– Мистер Спод, сэр. Он идет сюда по коридору.
Старик Бассет вернулся в комнату, не скрывая досады.
– Зачем Родерик мешает мне в такую важную минуту? – проворчал он. – Не понимаю, что ему от меня понадобилось.
Я весело засмеялся. Какая ирония! Я от души забавлялся.
– Он идет сюда сказать вам – правда, он несколько опоздал, – что был здесь у меня, когда украли корову, и снять с меня подозрение.
– Понятно. Да, он, как вы заметили, несколько опоздал. Придется ему объяснить... А, Родерик.
Дверной проем закрыла массивная туша Р. Спода.
– Входите, Родерик, входите. Но вы зря беспокоились, дорогой друг. Мистер Вустер убедительно доказал свою непричастность к хищению коровы. Вы ведь об этом хотели мне сообщить?
– Э-э... м-м-м... нет, – выдавил из себя Родерик Спод. На его лице было странное напряженное выражение. Глаза остекленели, он крутил свои усики, – если только столь скудную растительность можно подвергнуть кручению. Казалось, он собирается с силами, готовясь выполнить тяжкий долг.
– Я... ээ... нет, – повторил он. – Просто я слышал, что возникли неприятности из-за каски, которую я похитил у полицейского Оутса.
Гробовая тишина. Глаза папаши Бассета вылезли из орбит. Мои тоже. Родерик Спод продолжал крутить свои усики.
– Глупость, конечно, – сказал он. – Я и сам понимаю. Я... э-э... поддался неодолимому порыву. Такое порой со всеми случается. Помните, я рассказывал вам, как однажды стащил каску у полицейского, когда учился в Оксфорде. Я надеялся, все обойдется, но человек Вустера сказал мне, что вы решили, будто это Вустер виноват, ну и конечно, пришлось мне идти к вам и каяться. Вот, собственно, и все. Пойду-ка я спать. Спокойной ночи.
Он выдвинулся в коридор, а в комнате снова воцарилась гробовая тишина.
Наверное, кому-то случалось иметь еще более дурацкий вид, чем был сейчас у сэра Уоткина Бассета, но лично мне такого наблюдать не приходилось. Кончик его носа ярко рдеет, пенсне едва держится, повиснув на переносице под углом в сорок пять градусов. Да, он упорно не желал принять меня в лоно своей семьи, и все-таки я был близок к тому, чтобы пожалеть старого остолопа.
– Гррмпф! – издал он наконец.
У него что-то случилось с голосовыми связками. Видно, накрепко переплелись.
– Кажется, я должен принести вам извинения, мистер Вустер.
– Не будем больше говорить об этом, Бассет. – Очень сожалею обо всем, что произошло. – Забудем этот инцидент. Моя невиновность установлена, это главное. Полагаю, я теперь могу покинуть вас?
– О, конечно, конечно. Спокойной ночи, мистер Вустер.
– Спокойной ночи, Бассет. Надеюсь, вы извлечете из происшествий нынешнего вечера хороший урок.
Я отпустил его сдержанным кивком головы, а сам принялся изо всех сил раскидывать мозгами. Хоть убей, ничего не понимаю. Следуя старому испытанному методу Оутса, пытался отыскать мотив, но, честное слово, окончательно запутался. Только и оставалось предположить, что снова взыграл дух Сидни Картона. И вдруг меня словно молния ослепила.
– Дживс!
– Слушаю, сэр?
– Это ваших рук дело?
– Простите, сэр?
– Перестаньте без конца повторять "Слушаю, сэр?" и "Простите, сэр?". Это вы подбили Спода разыграть Бассета?
Не скажу, чтобы Дживс улыбнулся – он никогда не улыбается, – однако мышцы вокруг рта едва заметно дрогнули.
– Я действительно рискнул высказать мистеру Споду мнение, что он совершит великодушный поступок, если возьмет вину на себя, сэр. Я строил доказательства исходя из того, что сам он ничем не рискует, а вас избавит от массы неприятностей. Напомнил ему, что сэр Уоткин обручен с его тетушкой и потому вряд ли приговорит его к наказанию, которому замыслил подвергнуть вас. Не принято сажать джентльмена в тюрьму, если вы помолвлены с его теткой.
– Святая истина, Дживс. И все равно не могу понять, где собака зарыта. Вы хотите сказать, он прямо так и согласился? По доброй воле?
– Ну, не совсем по доброй воле. Сначала, должен признаться, он проявлял некоторое нежелание. Думаю, я повлиял на его решение, сообщив ему, что мне известно все о... Я издал вопль:
