Выражение его лица моментально переменилось. Он широко улыбнулся, хлопнул в ладоши, как ребенок, и вскочил на ноги. Казалось, он готов броситься и схватить меня в объятия, однако, передумав, он подбежал к двери, толкнул ее и взлетел по ступенькам.
Пока его не было, я вытащил ампулу, отбил верхушку и накапал в его бокал яду.
Река за горизонтом
Смерть вернулся через минуту с плейером, черно-золотой доской, что я видел в понедельник, и маленькой коричневой коробкой с набором классических шахмат.
– Как же я сам до этого не додумался, – проговорил он, отдышавшись. – Скажу сразу, что шанс выиграть у тебя невелик, но попробовать стоит. И все совершенно законно.
Он положил плейер позади своего стула и включил его. Из динамиков вырвались мощные звуки торжественного вступления к неизвестному мне классическому произведению.
– Это Берлиоз, «Фантастическая симфония», – пояснил он, убавив громкость. – Люблю слушать эту музыку во время игры. Начинается довольно бодро, но дальше будет мрачнейшая часть под названием «Шествие на казнь»…
Он открыл коробку, взял две фигуры и вытянул передо мной сжатые кулаки.
– Ну – правая или левая?
Я похлопал его по правой руке.
– Везет некоторым, – сказал он, разжимая кулак с белой пешкой.
* * *
Как только он разложил доску на столе и расставил фигуры, я понял, что шансов на победу у меня нет никаких. Когда во вторник я обнаружил в контракте приписку о возможности поединка со Смертью, то оценил его как вполне вероятный исход. Но в тот момент, когда я непосредственно предложил его Смерти, я понял, что все тщетно. Вот почему, как только Смерть вышел, я вылил в его бокал яд – от безысходности. Моя жизнь снова катилась под обрыв, и за неимением лучшего я пошел ва-банк.
Во вторник я ему сказал, что не слишком углублялся в искусство шахмат, думая в тот момент, что говорю правду. Но когда я взглянул на соперника, то понял, что на самом деле переоценил свои способности. По сравнению с ним я был немногим опытнее новичка – с моим рудиментарным знанием основ шахматной тактики и без малейшего понятия о стратегии. Если мне повезет, я продержусь до двадцатого хода.
– Нет, зря я это затеял, – сказал я. – Шансов у меня и вправду никаких. Может, допьете вино, и покончим со всем этим?
– Во время игры я не пью, – ответил он. – Мешает сосредоточиться.
Я тупо уставился на тридцать две фигуры, стоящие лицом к лицу на поле боя, и наконец осознал всю громадную значимость этой партии. Шахматные фигуры были уже не просто деревянными болванками, но участниками символического сражения, которое стало для меня ужасающе личным. Чем больше я думал о последствиях поражения, тем лучше понимал, что я поставил на карту – свои чувства, свободу, будущее, жизнь.
В тот момент я пожалел, что не принял яд сам. Даже если Смерть, в конце концов, выпьет отравленное вино, и план Шкоды сработает именно так, как он его расписал (в чем я сомневался), я понимал, что свободу отяготит неподъемное бремя вины. Но если я не стану играть, то шансов на жизнь останется еще меньше.
И дрожащей рукой я сделал первый ход: е2 – е4.
Смерть моментально ответил: е7 – е5.
Мы избегали смотреть в глаза друг другу, но на шахматной доске наши пешки столкнулись лицом к лицу.
Обдумывая следующий ход, я попытался применить грубый отвлекающий маневр.
– Если вы не довольны тем, чем занимаетесь, и все это бессмысленно, то почему не подаете в отставку?
– Но как я могу? – ответил он, сосредоточившись на центральных клетках. – Я же Смерть. На меня возложена огромная ответственность. Я могу быть несчастлив, даже разочарован, но я никому не доверю и половины этой работы. – Он на секунду оторвался от шахматного поля. – Я в ловушке… Как и ты.
– Но если бы вы могли уйти… Чем бы вы, например, хотели заниматься?
Он снова перевел взгляд на доску.
– Я бы занялся серфингом, – ответил он наконец. – И, пожалуйста, перестань меня отвлекать.
Я передвинул епископа[18]с fl на с4. Смерть отразил мой ход, переместив своего с f8 на с5. Двое служителей Бога, расплывшись в угодливых улыбках, сошлись лицом к лицу на линии «с».
– Но если я сейчас выиграю, – продолжил я, позабыв о его просьбе, – то смогу жить дальше и забыть о контракте?
– В случае твоей маловероятной победы, – проговорил он, хмуро глядя на свою позицию, – ты будешь волен уйти отсюда, куда захочешь, и начать новую жизнь… Хотя жизнь – не совсем верное слово. Ты ведь зомби, и в лучшем случае останешься не-мертвым.
– Но лучше быть зомби, чем трупом в гробу, – ответил я.
И передвинул ферзя с dl на h5. Вместе с епископом он атаковал пешку, охраняющую черного короля. Понимаю, это была наивная атака, и Смерть ответил незамедлительно – и невероятно глупо. Возможно, его внимание рассеяла музыка, или моя болтовня, или же мысли о клиенте, которого он так и не лишил жизни. Скорее всего, ему не давали покоя проблемы с Шефом – близилась к концу неделя, когда он постоянно нарушал протокол, подвергался критике и задавался вопросом о смысле своей деятельности. Как бы там ни было, то ли по рассеянности, то ли в дерзком порыве великодушия он передвинул коня с b8 на c6. Я не зевал, взял ферзем пешку перед бессильным королем и под защитой епископа поставил шах и мат.
Он немедленно осознал свой промах, но скорее смутился, чем удивился. Его лицо цвета розовой фасоли приобрело цвет фасоли пурпурной.
– Детский мат, – сказал он. – Вот дурень…
Он покачал головой, прикусил губу и посмотрел мне в глаза.
– Не позволил бы ты мне переиграть последний ход?
Я вежливо отклонил его просьбу.
– Может быть, матч-реванш?
– Не стоит.
– Ума не приложу, как такое могло случиться.
– Всяко бывает, – сказал я.
– Мне надо выпить, – сказал Смерть, поднося к губам бокал.
Надо действовать быстро. Если перед матчем мысль об отравлении меня тяготила, то после выигрыша это станет непоправимой бедой. Я должен был его остановить, но не знал, как.
– Может, тост?
– Какой, например – спросил он, улыбнувшись.
Я налил себе еще и прикинул варианты.
– За жизнь, – произнес я.
Когда мы с ним чокнулись, я выбил его бокал. Вино расплескалось на шахматное поле, на его тенниску, а бокал разбился о каменный пол.
– Ох, простите, – сказал я, – целую неделю все из рук валится.
Я подобрал все осколки, какие нашел. Обломки стекла в руке напомнили о разбитом потолочном люке в квартире Эми. Я аккуратно сложил их в кучку на столе. Смерть, не желая оставаться без выпивки, принял предложение осушить мой бокал, после чего с досадой побросал шахматные фигуры в коричневую коробку.
