— Просто интересно. Они ведь были знакомы друг с другом, когда твои родители обручились, разве нет?
— Я не знала.
— Ну ладно. Сейчас это не важно, — сказала Каролина, выразительно посмотрев на Триш. Прежде чем прерывать, вспомнила бы, что допрос ведет не она. — А что он говорил о твоей маме?
— Говорил, что очень сильно любил ее, а понял это, только когда было слишком поздно.
Кейт снова прижала скомканный платок к глазам и всхлипнула.
— А зачем вы спрашиваете? Я ведь рассказала все Триш вчера вечером.
— Я знаю, Кейт. Мне необходимо услышать это именно от тебя, а не от Триш. Вспомни, пожалуйста, когда ты разговаривала со своей мамой в последний раз? Какого числа она рассказала, что твой отец уговаривал ее сделать аборт?
Кейт замерла, положив руки на колени, а из ее глаз снова потекли слезы. Она молчала. Триш удивленно подняла брови и уже открыла рот, чтобы опять встрять в беседу, но, к счастью, вовремя прикусила язык. Обе — и Триш, и Каролина — терпеливо ждали. Кейт залилась румянцем и опустила голову так, чтобы длинные волосы свесились вниз и закрыли все лицо.
— Кейт, — твердо сказала Каролина, — ты знаешь, что обязана сказать мне правду.
— В пятницу, — ответила Кейт, подняв наконец голову.
В ее огромных глазах стояла боль, а слезы лились все быстрее и быстрее. Каролина вышла из кабинета, чтобы принести бумажные носовые платки.
Вернулась она с маленькой нераспечатанной коробкой «Клинекса» и спросила:
— В последнюю пятницу или в ту, что была за неделю до убийства?
Кейт снова покраснела, выдав себя с головой. Триш подалась вперед, но Каролина не позволила ей вмешаться.
— Кейт?
— За неделю до убийства, — ответила Кейт и заплакала навзрыд, как ребенок, который при помощи слез надеется избежать наказания.
— Сержант, — сказала Триш твердым тоном профессионального защитника, — я думаю, будет лучше, если мы с Кейт пару минут поговорим наедине.
— Нет-нет, все в порядке. — Кейт шмыгнула носом. — Правда, Триш, все в порядке. Я не собиралась никого обманывать. Мне просто легче было не вдаваться в подробности. Простите меня, пожалуйста. Я позвонила ему из театра, потому что сильно расстроилась из-за маминых слов про аборт. Поэтому я и хотела повидаться с ним еще раз и поговорить.
Каролина поняла, что Триш собирается посоветовать Кейт ничего больше не рассказывать. Сержант быстро наклонилась к девочке, ласково ей улыбнулась и сказала:
— Будет гораздо лучше, если ты сразу расскажешь нам всю правду. Ты ведь передала ему мамины слова про аборт, я угадала?
Кейт кивнула.
— И что он сказал?
— Что я должна постараться понять, в каком он тогда находился положении. Что он не именно меня не хотел, а просто ребенка как такового. Как вы вчера и сказали, Триш. В то время он еще понятия не имел, что такое быть отцом, и чувствовал себя не готовым к браку. Он сказал, что тогда был совершенно зеленым, а позднее очень жалел и о маме, и обо мне. Поэтому он так обрадовался, когда я пришла к нему домой. Он хотел узнать меня поближе и хоть как-то помочь, чтобы исправить ошибки молодости.
— А твой отец… я имею в виду, Адам, знал, что тебе мама рассказала в ту пятницу?
Кейт замерла. Ее губы не двигались, а глаза смотрели так, словно она решает в уме какую-то очень сложную задачу.
— Нет, — наконец проговорила она.
Каролина ей не поверила.
— Ты уверена?
— Абсолютно уверена.
Каролина посмотрела на Триш, и та отвела взгляд в сторону.
— Ладно. Сейчас я отдам напечатать твои показания, и ты их подпишешь.
Каролина подумала, что надо срочно послать кого-нибудь к Адаму Гибберту и снова допросить его, пока он не успел переговорить с дочерью.
Кейт казалась совершенно разбитой. Ее глаза очень быстро высохли, но цвет лица напоминал сырой картофель, а на серовато-бледной коже виднелось несколько крохотных прыщиков.
— Не хотите выпить чаю, пока печатают показания? — спросила Каролина.
Кейт молча кивнула.
Как только сержант Лайалт вышла из кабинета, Кейт повернулась к Триш:
— Она думает, что это я его убила, да?
Триш отрицательно покачала головой и снова погладила Кейт по плечу. Такого смехотворного утешения, конечно, было недостаточно. К сожалению, ничего другого Триш так и не смогла придумать.
— Нет, — сказала она и пожалела, что не знает таких слов, которые избавили бы Кейт от всех ее трудностей. — Ни один человек в здравом уме не обвинит тебя в убийстве.
— Тогда обвинят Адама. Я чувствую, что они подозревают одного из нас. Только он не мог никого убить. Я точно знаю, не мог. Никогда и ни за что.
Триш улыбнулась, надеясь, что улыбка скроет ее чувства. Не важно, что Кейт Гибберт известно или неизвестно о своем приемном отце. Триш отлично понимала, что слабые и милые люди могут быть очень опасны, когда обстоятельства загоняют их в угол. Бледное лицо Кейт снова вспыхнуло румянцем. Она дрожала, а ее глаза, все еще красные, были совершенно сухими.
— Мне пора домой ехать. Как вы думаете, она долго будет печатать? Мне надо домой, там ведь Милли и мальчики без присмотра.
— Не волнуйся, Кейт, — сказала Триш, в страхе думая о том, чем может кончиться расследование Каролины. Какими бы ни были его результаты, Кейт от этого легче не станет. — Адам разрешил мне отвезти тебя в полицию и присутствовать при разговоре, а сам пообещал оставить с младшими детьми кого-то из своих друзей. Когда протокол будет готов и ты его подпишешь, я отвезу тебя на автобусную станцию. Хотя, если хочешь, оставайся у меня еще на день. Отдохнешь как следует, без всякой готовки и присмотра за детьми.
— Мне надо домой. Мне надо поговорить с папой.
— Кейт, послушай…
Триш замолчала. Как бы ей хотелось, чтобы слова начали рождаться в ее голове сами собой, без всякого умственного усилия, как случалось в суде. К сожалению, на сей раз она говорила слишком осознанно, и каждое новое слово казалось хуже предыдущего.
— Вы не волнуйтесь, — сказала Кейт. — Я не собираюсь спрашивать, не убил ли он моего настоящего отца.
Триш наблюдала, как девочка пытается взять себя в руки и успокоиться. Трудно представить, в каком замешательстве она находилась с тех пор, как выяснила правду о своих двух отцах.
— Я знаю, что он не убивал, — сказала Кейт. — Точно так же, как я знаю, что мама не убивала ее отца. Просто мне надо с ним поговорить. Если папа слышал, как я разговаривала по телефону, он должен знать, что я говорила с Малкольмом. Я не хочу, чтобы он страдал, понимаете, Триш? Он и так столько всего пережил. — Ее глаза снова наполнились слезами. — Я должна вернуться.
