Мадлен никогда не слышала от нее подобных слов. Наверное, впервые Эмили открыто признала свою вину. Мадлен взяла еще один платок из ящика стола и протянула ей. Они обе едва сдерживали слезы.
— Я солгу, если скажу, что была несчастна здесь, — медленно проговорила Мадлен. Слова давались ей с трудом, но она должна была сказать правду. Только честность давала им надежду на примирение. — Дело в том, что моя жизнь во Франции… для меня стала прекрасной сказкой, о которой я мечтала, сидя в дальнем углу и наблюдая за тем, как все танцуют. Эта мечта оберегала меня от опрометчивых поступков, когда желание убежать из дому и присоединиться к труппе бродячих актеров становилось слишком сильным. И театр был мечтой. Я просто хотела верить, что в этой жизни есть что-то кроме магазинов и рукоделия.
Эмили слабо улыбнулась сквозь слезы. И она, и Пруденс испытывали те же чувства. Они тоже изнемогали от скуки.
— Я хотела верить, что если бы мои родители были живы, то моя жизнь была бы более интересной и захватывающей. Это общество совершенно не подходит мне, я лишняя здесь и мне хотелось бы думать, что там была другая жизнь, которую у меня украли.
— Но, как у герцогини, у тебя будет другая жизнь, — сказала Эмили. — Я не думала, что ты все еще мечтаешь вернуться во Францию. Я до сих пор скучаю по отцу, но это другое: потеряв его, я не лишилась своей жизни, как ты.
Мадлен посмотрел на платок в своих руках.
— Я не хочу возвращаться во Францию. Там никто не ждет меня. Моя семья здесь, а моих родителей уже ничто не вернет.
Потом она подняла голову и впервые встретилась взглядом с Эмили.
— Несмотря ни на что, я по-прежнему считаю тебя своей сестрой.
И это была правда. Мадлен не забыла все радости и горести, которые они делили с детства. Это была Эмили, ее сестра, которая утешала ее в детской, Эмили, ее подруга, которая предложила ставить спектакли в классной комнате, которая сделала ее одинокую жизнь не такой горестной.
— Ты простишь меня? — спросила Эмили. — Мне очень жаль, я не должна была выдавать твою тайну Алексу и маме и быть настолько эгоистичной, чтобы завидовать твоему браку. Я хотела бы время от времени видеться с тобой и Фергюсоном.
Она выглядела такой несчастной, что Мадлен не удержалась от смеха.
— Видеться время от времени? Я буду настаивать на том, чтобы ты проводила с нами целые недели. Я рада, что обрела счастье с Фергюсоном, но у меня и в мыслях не было прекратить общаться с тобой.
— Я так надеялась, что ты не откажешься от меня! — радостно сказала Эмили. Но тут же ее улыбка погасла. — Но, боюсь, тебе придется это сделать.
— Это еще почему?
Поколебавшись, Эмили ответила:
— Я только что закончила новую книгу. Она уже в типографии и к концу недели появится на полках книжных магазинов.
— Замечательная новость. Поздравляю! — Мадлен искренне радовалась за кузину. — Твои романы пользуются неизменным успехом в обществе. Пруденс говорила, что даже леди Харкасл похвалила твою последнюю работу, и Пруденс едва не разболтала, кто настоящий автор.
— Эта книга немного отличается от романов, которые я написала раньше.
— Надеюсь, ты не слишком отошла от своего стиля? Наверное, готические романы порядком надоели тебе, но они получаются у тебя очень интересными.
— Это сатира, — сказала Эмили. — И общество будет сильно разочаровано, когда книга начнет расходиться.
Мадлен нахмурилась:
— О какой сатире ты говоришь?
— О той, которая заставит каждого второго в Лондоне отправиться на поиски автора. Если мой расчет верен и книга выйдет вовремя, то к концу недели все забудут о Маргарите и Фергюсоне. Все будут заняты чтением.
— Но ты никогда не делала ничего подобного! — Мадлен была встревожена. — Почему ты сейчас решила рискнуть всем?
— Это искупление моего греха, — ответила Эмили. — Я буду чувствовать меньше вины за собой, если смогу отвлечь внимание от вашей истории. Кроме того, я не позволю им разоблачить меня.
— Милли, это может быть опаснее, чем игра в театре! — воскликнула Мадлен. — Сцена — это позор, но если ты пойдешь против аристократов, они не остановятся ни перед чем.
Небрежно бросив платок на стол, Эмили встала.
— Неважно. Я не хочу оставаться в Лондоне. Мама может отправить меня в деревню, в конце концов, я годами просила ее об этом. Кроме того, передо мной не стоит задача выйти замуж за герцога.
Последние слова она произнесла с вызовом, но без враждебности. Мадлен была опустошена разговором с кузиной, измучена последними событиями, но в то же время чувствовала себя легко и свободно, словно ревнивое чудовище, однажды поселившееся в душе, ушло навсегда. Как когда-то в детстве, она крепко обняла Эмили.
— Надеюсь, тебя не разоблачат. В любом случае, спасибо за все.
Эмили крепче сжала ее в своих объятиях.
— Я надеюсь, что и тебя не разоблачат. Ты должна рассказать мне все о маскараде, иначе мы с Пруденс обидимся на тебя.
— Особенно Пруденс, — отметила Мадлен.
Они обе рассмеялись. Похоже, их дружба была восстановлена, но пройдет еще немало времени, прежде чем они смогут забыть все те обидные слова, которые наговорили друг другу. И все же теперь ничто не стояло между ними и не мешало полному примирению. Совсем недавно Мадлен не желала видеть Эмили, но сейчас она радовалась тому, что они наконец смогли поговорить. Если бы они провели еще неделю в напряженном молчании, вряд ли потом смогли бы найти нужные слова.
После ухода Эмили Мадлен сосредоточилась на том, что ей предстоит пережить в ближайшие несколько дней. Она хотела действовать немедленно, ожидание раздражало ее. Но уже завтра она отправится на бал, и Фергюсон будет сопровождать ее. Элли ничего толком не рассказала о том, как проходят вечера у Вестбрука. Мадлен подозревала, что там ей откроются такие аспекты жизни высшего света, о которых раньше даже не догадывалась.
Но она пойдет туда, она сделает все что угодно, чтобы нелепые слухи не могли навредить Фергюсону и он смог жениться на ней. Послезавтра она будет знать, увенчался ли их план успехом. И если да, начнется настоящая жизнь, сбудутся ее мечты.
Глава 33
— Мне все равно не нравится все это! — пробормотал Фергюсон, пока их карета медленно тянулась к особняку Вестбрука в череде других экипажей.
Мадлен плотнее закуталась в плащ, напоследок наслаждаясь теплом, прежде чем снять его в вестибюле и остаться в наряде, который создан для того, чтобы восхищать, а не для удобства.
— Тебе хочется, чтоб тебя считали убийцей?
— Я действительно могу убить кого-нибудь, кто будет на тебя пялиться. А таких будет достаточно. Легко потерять голову, увидев тебя в таком наряде.
— Только не говори, что ты не видел подобных нарядов, — сказала Мадлен, и щеки ее зарделись.
