— Что сделано, то сделано. Прошлого не изменишь. Я должна дать поручение портнихе. Лиззи со всеми необходимыми вещами будет ждать вас на Довер-стрит. Завтра она и портниха помогут вам перевоплотиться.
Прежде чем Мадлен смогла сказать хоть слово, Элли шагнула к двери, но, взявшись за ручку, остановилась.
— Мадлен, повеселитесь завтра на балу. У меня другие планы на вечер, но я с нетерпением буду ждать рассказов о том, как вы всех там покорили.
Элли поспешно вышла, она словно сожалела о том, что разоткровенничалась.
Мадлен посмотрела на часы. Было два часа пополудни. Элли не стала дожидаться послеобеденного времени, когда было принято наносить визиты, и пришла раньше, чтобы побыстрее отдать в работу платье для маскарада. Переодеваться к обеду было рано. Тетя Августа решила, что в этот день не будет принимать визитеров, поскольку хотела избежать бестактных расспросов о племяннице и безумии Фергюсона. Мадлен не могла выйти из дома и пройтись по магазинам: сплетники могли побеспокоить ее и там. Она раздумывала над тем, не написать ли ей письмо, а может быть, сесть за вышивку или почитать роман? Или заняться каким-нибудь другим делом, приличествующим молодой леди.
Но ничего из этого ей не хотелось делать. Именно такие, бесконечно долгие, скучные дни, которые могли тянуться до глубокой старости, толкнули ее на театральное приключение. Возможно, все сложилось бы иначе, если бы у нее был собственный дом, о котором нужно было бы заботиться. Когда она станет герцогиней, у нее будет много дел, и каждый вечер ее будут приглашать на бал, хотя она предпочла бы проводить время с мужем.
Мадлен улыбнулась. Вместо вышивания она лучше подумает о браке. И она с удовольствием предалась мечтаниям о жизни, которая наступит у них с Фергюсоном, если их репутация переживет этот скандал. Раньше она была против замужества, но сейчас мысль о спокойном вечере за книгой в компании Фергюсона вызывала только светлые чувства. И в любой момент Фергюсон мог отвлечь ее от чтения и подарить сладкий поцелуй.
Мечты настолько захватили Мадлен, что, когда скрипнула дверь, она подумала, что Фергюсон действительно пришел за ней. С улыбкой на устах и ожидая поцелуя, она подняла глаза.
Но это была Эмили. Только не она! Мадлен готова была читать, вышивать и даже отправиться с леди Харкасл в путешествие по Пиренеям, чтобы избежать этого разговора. Но Эмили закрыла дверь и прижалась к ней спиной, отрезая путь к бегству.
— Мадди, пожалуйста… — Ее голос задрожал, она замолчала, судорожно вздохнула и продолжила: — Та злополучная ночь… Уже прошло несколько недель, а мы так и не поговорили. Неужели ты не дашь мне шанс извиниться?
Эмили выглядела так, словно после размолвки с Мадлен не спала ни единой ночи. У нее были темные круги под глазами, волосы больше не сияли золотом, лицо осунулось. Все это время Мадлен без труда избегала встреч с кузиной. В основном Эмили ела у себя в комнате и только иногда спускалась к ужину после настоятельного требования тети Августы. Пальцы ее правой руки были запачканы: увлеченная сочинительством, Эмили часто не замечала, что чернила с пера стекают на руку.
Мадлен стало жаль ее, но усилием воли она прогнала это чувство.
— Не все ли равно, извинишься ты или нет?
— Мне не все равно. Думаю, тебе тоже, хотя ты и не желаешь признавать это.
— Именно поэтому я и не хочу ничего слышать от тебя! — гневно бросила Мадлен. — Ты снова решаешь за других, говоришь так, будто твое слово важнее моего. Поэтому ты выдала мою тайну Алексу, да? Потому что ты решила, что мне надо остановиться, а я не послушалась твоего мудрого совета?
Эмили вздрогнула. Сарказм в голосе Мадлен терзал ее душу. Но она была слишком упряма, чтобы отступать.
— Нет, Мадди, не потому. Я всего лишь хотела защитить тебя!
— Оказалось, я совсем не нуждалась в твоей защите. Я ушла со сцены. Никто не узнал меня. И если бы ты не сказала Алексу и тете Августе, то и они бы никогда не узнали, что я играла в театре.
— Я хотела защитить тебя не только от театра, я поддерживала тебя с первой минуты, когда ты решилась играть у мадам Легран. Но я опасалась, что Фергюсон причинит тебе вред.
— Потому что он не начал ухаживать за тобой, как все остальные мужчины?
Эмили отошла от двери и села в кресло, которое совсем недавно занимала Элли.
— Ты же знаешь, я в грош не ставлю своих поклонников. Я бы отправила их всех к черту, если бы ты смогла, придя на бал, не чувствовать себя обделенной мужским вниманием. Если Фергюсон сможет избавить тебя от страданий, я первая поблагодарю его.
Мадлен словно ударили ножом.
— Страданий? Почему ты думаешь, что я страдаю?
— А разве не ты постоянно попрекала меня женихами? — удивилась Эмили. — Зная, что мне не нравится их внимание, ты продолжала говорить о них, как о чем-то, чего мне следует стыдиться. Если это не страдание…
Она резко оборвала себя. Мадлен ахнула, словно кто-то разбередил ее незаживающую рану.
— Ты считаешь, я тебе завидую?
Эмили вздохнула.
— Я действительно не понимаю чему, но я не могу перестать думать так.
Чему завидовать? Может, тому, что Эмили веселится, танцуя с кавалерами, тому, что у нее были мать и отец, тому, что она не была обречена жить в тени своих кузин и кузенов? Мадлен никогда не говорила об этом с Эмили и не могла признаться, что хотела поменяться с ней местами.
О том, что ей хотелось бы, чтобы Эмили была сиротой, а не она.
— Ты действительно не понимаешь, как нелегко мне пришлось? — спросила Мадлен. Чувство вины и зависти терзали ее. — Я росла, видя, как ты красива, слыша, как ты говоришь на прекрасном английском, зная, что твои родители любят тебя, а старшие братья готовы умереть за тебя. Мои же родители переживали только из-за недвижимости. Даже твой талант не оказался непосильным бременем, как мой: ты могла писать хоть каждый день, испытывая удовольствие, о котором я только мечтала. Поэтому — да, я завидую. Но что тебе сейчас от меня надо? Чтобы я не высовывалась из твоей тени?
Мадлен, продолжая говорить, не замечала, что у нее из глаз текут слезы. И только когда они начали капать на грудь, Мадлен открыла ящик стола и достала платок. Эмили стояла бледная, темные круги под глазами резко выделялись на фоне почти белой кожи. Мадлен вытерла слезы.
Эмили, потрясенная, смотрела на кузину. Наконец она заговорила:
— Я всегда думала о тебе как о родной сестре. Если бы я потеряла тебя, мне было бы так же больно, как если бы я потеряла Алекса или Себастьяна. Я не провела и недели без тебя с того самого дня, когда ты приехала из Франции. Возможно, именно поэтому я волновалась из-за Фергюсона, к тому же все случилось так неожиданно. Еще вчера я думала, что мы всю жизнь проведем вместе, а сегодня… — Она глубоко вздохнула. — Ты выйдешь замуж, станешь герцогиней… Я представить себе не могу, что останусь здесь совсем одна. Но если ты никогда не была счастлива в этом доме, то это к лучшему. Я могу только пожелать тебе счастливой семейной жизни и обрести в браке то, что мы не смогли тебе дать.
