— Сюзи, Сюзи и… моя Сюзи… Сюзи! А знаешь, меня ты назвала по имени только раз.
— Ник! — выдохнула она умиротворенно, словно один этот слог был магическим семечком, из которого выросло огромное дерево, чтобы укрыть их под своей кроной.
— Ну так, Сюзи, будь разумной. Поедем!
— Разумной… ох, разумной! — всхлипывала она сквозь смех.
— Тогда неразумной! Так даже лучше.
Она отклонилась от него, потом снова прильнула:
— Ник, я поклялась, что не оставлю их; и не могу. Дело не только в обещании, которое я дала их матери… а в том, чем они сами стали для меня. Ты не знаешь… Не можешь представить, чему они меня научили. Они временами ужасные проказники, потому что очень талантливы, но, когда они ведут себя хорошо, они умнейшие люди, каких я знаю. — Она помолчала, потом вдруг ее осенило, и она воскликнула: — А почему нам не взять их с собой?
Руки у ее мужа опустились, он ошарашенно смотрел на нее:
— Взять их с собой?
— Почему бы нет?
— Всех пятерых?
— Разумеется… я ни за что не смогу поделить их. К тому же Джини и Нат помогут нам присматривать за маленькими.
— Помогут нам! — простонал он.
— Вот увидишь, они не доставят тебе хлопот. Предоставь это мне; я все устрою…
На этом слове она запнулась и залилась краской ото лба до воротничка. Их глаза встретились, и, не говоря ни слова, он наклонился и нежно поцеловал ее в порозовевшую шею.
— Ник, — прошептала она.
— Но эти дети…
Вместо ответа она спросила:
— Куда мы едем?
Его лицо просветлело.
— Куда хочешь, дорогая, на твой выбор.
— Отлично… я выбираю Фонтенбло! — обрадовалась она.
— Я тоже! Но не можем же мы взять всех детей в гостиницу в Фонтенбло? — слабо вопросил он. — Понимаешь, дорогая, просто это слишком накладно…
Она уже смотрела вперед.
— Нет, это будет не очень накладно. Я только что вспомнила, что у Анжелы, бонны, сестра работает кухаркой в славном старомодном пансионе, который должен быть почти пустым в это время года. Уверена, я смогу уст… легко договориться, — поспешила она исправиться, едва вновь не споткнувшись на роковом слове. — Только представь, какая им будет радость! Сегодня пятница, я могу попросить, чтобы их отпустили с последних уроков, и отвезти за город до понедельника. Бедняжки, они месяцами не выезжали из Парижа! И думаю, перемена обстановки благотворно скажется на кашле Джорди; Джорди — это младший, — объяснила она, сама удивляясь тому, что, даже в восторге от воссоединения, так озабочена благополучием Фалмеров.
Она сознавала, что ее муж тоже удивлен; но вместо того, чтобы продолжать спорить, тот просто спросил:
— Это Джорди был у тебя на руках, когда ты открывала дверь позавчера?
— Открывала дверь позавчера? — как эхо повторила она.
— Мальчишке с пакетом?
— Ты был там? — всхлипнула она. — Видел?
Он привлек ее к себе, и их затопил поток тепла, как в ночь их медового месяца на Комо.
Через мгновение она уже взяла командование в свои руки. Шоферу было уплачено, багаж Ника внесен в прихожую, дети, только что гурьбой спустившиеся к завтраку, были собраны, чтобы сообщить им новость.
Было видно, что присутствие Ника поразило их, даже при всей их привычке к сюрпризам. Но когда между смехом и объятиями до них дошло, кто он и что он имеет право находиться здесь, Джуни подытожила, спросив в своей практичной манере: «Значит, мы теперь можем говорить с Сюзи о вас?» — и после этого всех пятерых охватило предвкушение предстоящих каникул.
Мгновенно маленьким домиком словно завладел ураган. Удовольствия, столь неожиданные и столь грандиозные, нечасто выпадали юным Фалмерам, и, если бы Джуни не действовала на них успокаивающе, Сюзи бы с ними не совладала. Но юного Ната, к которому Ник обратился, как мужчина к мужчине, удалось уговорить не отмечать знаменательное событие, сигналя клаксоном (тем самым, чье эхо мучило Нью-Гэмпшир), и взять в оборот младших братьев, и наконец в общем хаосе начал намечаться какой-то порядок, где каждый ребенок занял свое место, как частица картинки-головоломки.
Сюзи, с обычной своей твердостью укрощая ураган, тем не менее чувствовала подспудную тревогу. У нее с Ником еще не было времени вернуться к денежному вопросу; а там, где денег так мало, это, безусловно, не могло иметь большого значения. Но тем паче она втайне испытывала ужас, отважно приняв решение не оставлять своих подопечных одних. Трехдневный медовый месяц в компании с пятью детьми — причем детьми с фалмеровским аппетитом — не мог не быть дорогостоящим предприятием; и, пока она улаживала последние мелочи, собирала детей в школу и вытаскивала все, что могло служить вместилищем для огромного багажа, мысли ее были сосредоточены на привычной проблеме финансов.
Да… это было жестоко — поднимать свою ненавистную голову даже среди пышноцветия ее новой весны; и тем не менее он был здесь, вечный змий ее эдема, и нужно было улещивать его, кормить, усыплять теми крохами, что ей удавалось выпросить, занять или украсть для этого. Видимо, эту цену судьба назначила ей заплатить за счастье, и Сюзи была больше, чем когда-либо, убеждена, что счастье этого стоит. Вот только как все это совместить с ее новыми принципами?
Учитывая, что предстояло уложить детские вещи, позаботиться о ланче и позвонить в пансион в Фонтенбло, времени на моральную казуистику не оставалось; и Сюзи с определенной иронией спросила себя, не хроническая ли нехватка времени на решение денежных затруднений были причиной ее предшествующих ошибок? Но времени не было и чтобы задуматься об ответе на сей вопрос; короче, времени не было ни на что, только лишь успевай крутиться в урагане планов и приготовлений, по ходу послать Ника купить мясной закуски для ланча и позвонить в Фонтенбло.
Едва он ушел — и убедившись, что он благополучно свернул за угол, — она пошарила в своих собранных вещах, переложила из дорожного несессера к себе в карман маленький сверточек и поспешно вышла из дому в другом направлении.
XXX
Едва уместившись в двух такси, Лэнсинги отправились на вокзал — в свой второй медовый месяц. В первой машине были Ник, Сюзи и багаж всей компании (включая клаксон младшего Ната в качестве последней уступки и учитывая, что он пообещал воздерживаться от игры на нем), во второй — пятеро Фалмеров, бонна, которая в последний момент отказалась оставаться дома одна, клетка, полная канареек, и приблудный котенок, вынашивавший убийственные планы против них; всех их пришлось забрать, поскольку, раз бонна тоже поехала, позаботиться о них было некому.
На углу Сюзи вырвалась из объятий Ника, остановила кавалькаду и помчалась назад, ко второму такси, удостовериться, что бонна не забыла ключ от дома. Конечно же, та забыла, но его взяла Джуни; после чего они продолжили путь и прибыли на вокзал, когда поезд уже разводил пары; и там — о чудо! — добродушный кондуктор разместил всех их в свободном купе — несомненно, как заметила Сюзи, потому, что поездное начальство всегда выделяло молодоженов и оказывало им особое внимание.
