Он редко выезжал на охоту, и запасы мяса регулярно подходили к концу. Он всё время сидел и напряжённо думал о чём-то. Если ребёнок начинал хныкать, Одиночка пичкал его порошком какой-то травы, вгонявшей малыша в мгновенный сон.
Дожди стали редкими, всё чаще валил тяжёлый мокрый снег. Их шалаш был сооружён наскоро, и вода проливалась внутрь, но индеец, казалось, не замечал неудобств. Иногда в лесу раздавался протяжный, стонущий звук, и что-то срывалось с верхушки дерева и падало на землю. Но они не обращали внимания, привыкшие к таким шумам.
Всякий раз, как Одиночка отправлялся охотиться, Белый Дух начинала плакать. Глубокая, неразрешимая тоска давила её.
– Господи, за что ты посылаешь мне эти испытания? В чём я провинилась перед тобой? – не переставала шептать она, в отчаянии сложив руки на груди.
Как-то раз Одиночка вскочил среди ночи, глядя прямо перед собой, и воскликнул:
– Уйди от меня!
– Что произошло? – испугалась женщина, всматриваясь в страшное лицо мужа. – С кем ты разговариваешь?
– Крапчатый Ястреб. Он приходил ко мне сейчас…
– Он что-нибудь сказал?
– Да, сказал, что он очень близко, что я даже представить не могу, насколько он близко. Он сказал… – Одиночка неуверенно замолчал, но всё же закончил свою мысль: – Что очень скоро отомстит мне… Я чувствую его присутствие…
До самого утра мужчина не смыкал глаз, а когда забрезжил рассвет, Одиночка насторожился уже не из-за призраков, а услышав отдалённые настоящие голоса.
– Отряд, – прошептал он, – не Черноногие, чужие люди, чужая речь…
Он взял в руки лук и застыл, напрягая слух. В этот самый момент в люльке зашевелился ребёнок и неожиданно закричал во всё горло. Его вопль был удивительно силён, и Одиночке почудилось на секунду, что кричал не младенец, а взрослый мужчина.
Раздался дружный конский топот, на опушку вылетели, замелькав пёстрыми лоскутками, всадники в живописных рубахах и ноговицах, с лицами, вымазанными яркой краской, волосами, стянутыми в косы у висков, а у некоторых ещё и свёрнутыми пучками над лбами. Их было не больше десяти. В руках все держали большие дубины с круглыми гладкими камнями на концах. Двое всадников несли длинные копья, обёрнутые полосками медвежьей шкуры и украшенные возле наконечника птичьими хвостами. Круглые щиты с магическими рисунками болтались на сёдлах. У троих всадников на головах лежали волчьи маски с торчащими ушами и угрожающим оскалом.
– Лакоты! – воскликнул Одиночка. – Это твой сын привлёк их внимание, женщина! Он дал им знак. Как я раньше не догадался? Дух Крапчатого Ястреба вселился в твоего ребёнка, вот почему я всё время ощущал его присутствие!
Атака была молниеносной, и Одиночка успел выпустить только две стрелы, ни в кого не попав. Он издал душераздирающий крик, и в тот же миг длинное копьё ударило его в грудь. Он свалился, и древко протащило его по мокрой земле. Кровь брызгала из раны при каждом рывке лошади. Густой снег и жухлые листья собрались под спиной Одиночки в мокрую охапку. Наконец индеец, ударивший копьём, выдернул оружие и громко закричал, выражая свой восторг. Двое других промчались мимо Одиночки, свесившись со своих скакунов, и каждый стукнул дубиной Одиночку по голове, демонстрируя свою ловкость соплеменникам. Остальные воодушевлённо улюлюкали.
Белый Дух вжалась в дальнюю стену шалаша, выпученными глазами наблюдая за происходящим сквозь входной проём. Она не кричала, потому что инстинкт подсказывал ей затаиться. Впрочем, напавшие индейцы всё равно не уехали бы, не осмотрев неуклюжего жилища.
Она видела, как один из них спрыгнул на оголившуюся под снегом чёрную землю и нагнулся над Одиночкой. Его сильные руки вцепились в голову поверженного противника, хрипящего и плюющего кровью. Победитель быстрым движением отсёк кожу с верхней части головы Одиночки и поднял над собой добытый длинноволосый скальп. Другой опустился на колени рядом и что-то спросил у первого, тот отрицательно качнул головой, и подошедший двумя сильными ударами топора отхватил Одиночке правую руку. Поверженный индеец сильно дёрнулся, ноги его согнулись в коленях, тело выгнулось, но очередной удар по голове успокоил его навсегда. Очередным взмахом победитель глубоко разрубил Одиночке горло.
Два всадника подскакали к шалашу, но не успели они заглянуть внутрь, как Белый Дух закричала. Никогда прежде она не издавала такого пронзительного и страшного вопля. Это был не голос человека, но звук смертельной боли и ужаса. Подъехавшие дикари отшатнулись от неожиданности, решив, что в шалаше прячется Дух Сумасшествия. Они увидели качнувшуюся светлую копну волос, но приняли их за непонятное нечто. На раздавшийся крик поспешили остальные индейцы. Сгрудившись, они топтались перед входом в нерешительности. Белый Дух видела их блестящие глаза на лоснящихся от чёрной и красной краски лицах. Те двое, что изуродовали тело Одиночки, протолкнулись вперёд, вытирая руки о подолы своих боевых рубах, и решительно шагнули вперёд, держа дубины с каменными набалдашниками наготове.
Один из них засмеялся:
– Это всего лишь женщина!
Остальные смущённо загомонили. Ближайший дикарь грубо схватил её за локоть и выволок наружу. На голове его лежала волчья маска, к каждому уху которой было привязано по перу совы. Второй воин шагнул внутрь и вынес люльку с младенцем. Увидев ребёнка в мускулистых окровавленных руках, Мари почувствовала, как волна удушья подкатила к её горлу. Ей почудилось, что индеец сейчас свернёт шею её младенцу. Ничего другого она не ожидала от этих людей. И она закричала, сдавленно, сипло, закричала так, будто неведомая сила стиснула её грудь и живот, не позволяя издать ни звука. Вырвавшийся из её перекошенного рта голос был похож на змеиное шипение. Это прозвучало настолько ужасно, что индейцы вздрогнули и отшатнулись от светловолосой женщины.
Она затряслась, протянула руки к сыну, судорожно прижала младенца к себе…
В тот же миг что-то оборвалось у неё внутри. Белый Дух закрыла глаза, и окружавший её мир затянулся пеленой мрака.
Безлесая волнистая степь, запорошённая снегом, тянулась от горизонта до горизонта.
Десять всадников медленно двигались по равнине, вытянувшись цепочкой и кутаясь в тёплые бизоньи шкуры. Расчёсанные на пробор и сплетённые в длинные косы волосы падали на грудь воинов. Привязанные к круглым щитам и длинным копьям перья беспокойно трепетали на ветру. Позади вереницы шла лошадь с прицепленными к её спине жердями, нижние концы которых волочились по земле. Между жердями лежала на закреплённой бизоньей шкуре неподвижная Мари. Рядом с ней спал ребёнок. Иногда Мари пробуждалась, кормила сына грудью и снова впадала в беспамятство.
Шёл седьмой день после того, как она попала в руки Лакотов, а здоровье её не поправлялось. Ближе к закату солнца им навстречу внезапно выехал отряд человек в тридцать. Головы у всех были тщательно выбриты, и лишь маленькие чёрные хвостики волос свисали с затылков. Красные лучи солнца сверкали на бритых черепах. У некоторых к пучкам волос были привязаны чучела ястребов и орлиные хвосты. Странные бритоголовые воины были из племени Скири, Лакоты называли их Волками. Скири смотрели перед собой широко раскрытыми глазами. Чёрная краска, положенная на верхнюю часть их лиц, усиливала блеск глаз.
