— Спасибо. А…
— Не рад?
— Очень рад, — пролепетал я. Минздрав недаром предупреждает, выходя на волю, человек оставляет мозги в камере. Их подвозят потом, дней через несколько.
— Тогда приглашай.
— Заходи, — она вошла. Симпатичная шатенка с зелеными глазами по имени Светлана. Везет мне на Светлан.
* * *
— Что с тобой? — с тревогой спросил Виктор, едва я вошел в камеру.
— А?
— Что, спрашиваю, с тобой? На тебе лица нет.
— Неужели?
— Видок у тебя, боярин, прямо, как тогда у генерала. Плакать не собираешься?
— Не дождешься.
Двадцать третьего февраля состоялся очередной розыгрыш этапа кубка мира по внутрикамерному многоборью. В этот раз я оказался на высоте.
— Силен, — удивленно проговорил теперь уже бывший чемпион Витя, поднимаясь с пола. За прошедшие пару месяцев мне удалось вспомнить многое из того, чему меня когда-то учили.
— Слабак, — хмыкнул он, третий раз подряд оформив мне детский мат.
В этот раз количество участников соревнований сократилось до двух. Антона накануне освободили под подписку. Не скажу, чтобы это его особенно обрадовало. Вместо него к нам сначала подселили какого-то бывшего чина из московской мэрии и сразу же за ним — мутного говорливого типа, в котором многоопытный десантник с первого взгляда распознал «наседку». Тип вился исключительно вокруг экс-чиновника, демонстрируя полную незаинтересованность в нас двоих, жалких и ничтожных личностях. Сам чиновник наблюдал за этой самодеятельностью с доброй улыбкой и молчал. Не знаю уж, чего он там натворил на воле, но в камере мужик держался правильно.
А на следующий день меня выдернули на допрос. В последнее время, по мере уменьшения количества статей в моем деле, родное правосудие, чувствуется, потеряло ко мне всяческий интерес. Вечно похмельный пенсионер куда-то запропал, нового следователя не присылали. И тут…
— Доброе утро, Игорь Александрович, моя фамилия Ткачева, я буду вести ваше дело, — сказала высокая, с меня ростом, статная шатенка с зелеными глазами и аэродинамической фигурой.
Классический случай «женщины не для меня». Встречая таких, никогда не питал лишних иллюзий, а тут вот зацепило.
— Очень приятно, — совершенно искренне ответил я, усилием воли вернув на место отвисшую челюсть.
Совершенно не сохранилось в памяти, о чем спрашивала она, и что мычал в ответ я, просто… Просто, я сидел, глазел на нее и мечтал, чтобы этот допрос никогда не закончился, готовый ради этого сознаться в чем угодно: от попытки насильственного изменений государственного строя на островах Зеленого Мыса до поджога витебской хоральной синагоги в конце девятнадцатого века.
— Прочитайте и распишитесь, — на стол передо мной лег один-единственный лист.
— Вы еще придете? — хриплым, как с похмелюги, голосом спросил я.
— Завтра, — ответила она, складывая бумаги. — Я хотела сказать, — она замялась и, честное слово, покраснела. — То, что вы сделали… В общем, я очень вас очень уважаю, — и протянула руку.
Это меня окончательно добило. Вернувшись в камеру, о чем-то, не помню, переговорил с соседом, после чего уселся лицом к стене и, выражаясь языком дамских романов, застыл в смятении и пребывал в нем вплоть до обеда. Поел, перекурил и усилием воли постарался успокоиться и вернуться в реальный мир. Получилось, но не сразу и не очень.
На второй допрос она принесла термос с чаем и гору еще теплых пирожков, которые я все умял и даже не почувствовал вкуса. Во время третьего мы перешли с гражданкой следователем на «ты».
Вы думаете, я ничего не пытался со всем этим сделать? Пытался, еще как пытался. Носился как наскипидаренный по камере, стирал рукояти гантелей, приседал и отжимался.
Помогало так себе. В одном старом фильме, помню, герой в таких случаях колол дрова, а другой — звонил в колокола. А, еще я стал хуже спать. Бродил ночью по камере или ворочался. Вздыхал как влюбленный гиппопотам, отвечал невпопад, если спрашивали.
— Проблемы, брат? — по-своему поняв мои страдания, поинтересовался стукачок и тут же умолк, наткнувшись взглядом на правильно набитый Витин кулак.
Она приходила не так уж и часто и мы просто болтали. Мне даже показалось, что эти беседы интересны не только мне одному. Такая вот история, «Тюремный роман-два».
* * *
Если бы все это происходило не в жизни, а в американском кино, то мы бы бросились друг на друга прямо в прихожей и, сплетясь телами и натыкаясь на разные полочки, пуфики и счетчик электроэнергии, принялись со стонами и визгами сдирать с себя одежду и, в конце концов, овладели друг дружкой где-нибудь на люстре. В немецком кино она заявилась бы в кожаном нижнем белье, с плеткой, соседями и дрессированными козочками. Ну, а дальше, как водится: «Опа-опа!», «Лус-лус!», «Шнелль-шнелль!» и, наконец, «Гу-у-ут!!!». В индийском кино мы бы обязательно сплясали и спели во весь голос на радость засыпающим соседям. Слава богу, жизнь не кино.
— Спасибо, что пришла, а не то…
— Что?
— Завтра с утра залег бы у вас под прокуратурой и стал ждать.
— Меня могли услать в командировку.
— Все равно бы дождался.
— Ну, раз дождался, открывай шампанское, подполковник.
— Есть открывать шампанское.
— Послушай, ты действительно подполковник?
— В данный момент я вообще никто. Из армии меня поперли, из контролеров сам ушел. Я ведь рассказывал тебе, что был контролером?
— Пусть тебя это не волнует, — она сделала крошечный глоток из фужера. — Даже если не рассказывал, расскажешь. Я хочу знать о тебе все.
— Зачем?
— Просто интересно.
Эпилог
Начало лета, раннее утро, море, пляж. По песку и мелкой гальке у самой кромки воды бежит скудно одетый человек, тощий как мартовский кот, до черноты загорелый и самую малость небритый. Неплохо так бежит, достаточно бодренько и технично. Заскакивает на причал и с криком бросается в море. Не поверите, но это снова я.
В один прекрасный день я вдруг взял да и уехал из слякотной Москвы в Крым, к солнцу, морю и цветущему миндалю.
— Фантастика, — заявила по приезде Светлана. — Неужели все это происходит с нами?
— Точно, — согласился я. — Она самая… — правда, я имел в виду совершенно другое.
Бросить все, наплевать на перспективы и удрать с бывшим зеком, причем не на его виллу в Испанию, а просто в Крым, где у меня нет ни дворца, виллы, ни даже скворечника. Именно так и не иначе поступают героини дамских романов. В реальной жизни с такими, как я, никуда не удирают. Вернее, удирают, но от них самих, галопом и куда подальше.