на расстоянии. Эти движения он воспроизводит на наших глазах. Он берет нож за ручку лезвием наружу. Я замечаю, что он останавливает движение каждый раз еще до того, как оно достигает крайней точки амплитуды. Нанесенные в грудь Патрика Г. удары кажутся спонтанными. Такое впечатление, что нападавший не целился куда-то конкретно. По крайней мере, один из ударов пришелся по явно горизонтальной оси, приблизительно на высоте раны в области левой ключицы, а другой удар попал на 20 см ниже – тот, который задел сердце. С учетом формы грудной клетки кожа верхней подключичной части находится дальше от агрессора, чем кожа ее нижней части. Вот этим и объясняется то, что при нанесении ударов одинаковой амплитуды лезвие пошло в верхнюю подключичную часть только на глубину 45 мм. На этом этапе эксперт-криминалист делает фотографии все чаще, и я следую его примеру, чтобы у меня были свои собственные снимки. Я уже понимаю, что эта часть следственного эксперимента полностью подтверждает те выводы, которые я сделал после вскрытия и изучения КТ-снимков.
Для большей наглядности я прикладываю две цветные полоски к куртке изображающего жертву помощника – туда, куда попал нож, – и делаю еще две фотографии.
Ко мне обращается следователь:
– Доктор, у вас есть замечания?
– Нет.
На самом деле, я жду продолжения и выскажу свое мнение только в конце процедуры.
Вторая версия принадлежит супруге убитого, выступающей в качестве потерпевшей. Я тут же понимаю, что она сильно взволнована случившимся, и это сказалось на точности ее показаний. Описываемая ею сцена диаметрально противоположна: преступник держит нож лезвием внутрь. Он поднимает его над головой и дважды всаживает почти вертикально в грудную клетку жертвы. В этой версии нанесение ударов происходит сверху вниз, почти строго вертикально, что делает невозможным появление повреждений в горизонтальной плоскости. Тут что-то не так – супруга переписала историю. Вот поэтому не следует переоценивать точность свидетельских показаний, особенно когда речь идет об одной из заинтересованных сторон. Версия несовместима. Идем дальше.
Следующая версия – свидетельство владельца фастфуда, торгующего шаурмой. Я не знаю, что он видел в тот вечер, но его описание ножевой атаки отличается от двух предыдущих версий. По его словам, нож держали лезвием наружу, замах руки с ножом делался выше плеча, почти на уровне головы. Совершенно другой была и динамика движений в крайне агрессивной форме под углом приблизительно в 30 градусов. Настоящий ножевой бой – как в кино. Но такая версия делает невозможным появление повреждений в горизонтальной плоскости, тем более что лезвие постепенно смещается вниз. Версия несовместима. Идем дальше.
Теперь наступает черед Хуана Карлоса – свидетеля и друга убитого. Лезвие направлено вниз и внутрь, удары наносятся сверху вниз, почти вертикально под углом лезвия приблизительно 60 градусов, что делает невозможным появление повреждений в горизонтальной плоскости. И в этот раз тоже версия несовместима с выводами, полученными в результате судебно-медицинской экспертизы.
Наконец, очередь доходит до Жеральда – свидетеля, сопровождавшего Жан-Пьера Ф. в тот вечер, когда произошло преступление. Тот видел, что нож удерживался так, как это описывал Жан-Пьер, наносились колюще-режущие повторяющиеся удары, и рука распрямлялась не полностью, а только частично. Эта версия подходит!
Итак, два-три, но здесь имеет значение не счет, а окончательное мнение судмедэксперта. Жан-Пьер Ф. сказал правду или, по крайней мере, привел единственную совместимую с уликами версию, подтвержденную его другом-свидетелем. Это то, что я шепчу на ухо следователю и напишу в своем отчете.
Уже час ночи, следственный эксперимент заканчивается, начинается дождь, отчего «Кебабная улица» приобретает еще более неприглядный вид, а мне предстоит еще полтора часа обратной дороги домой. Следственный эксперимент оставил странное впечатление: покидая улицу, я вдруг увидел себя на месте Жан-Пьера Ф. И в этот момент я ощутил смутную тревогу и почувствовал неуместное сочувствие к подозреваемому.
Спустя два года я выступаю в суде департамента Приморская Шаранта перед присяжными и судьями, представляю результаты вскрытия жертвы: первый, не очень глубокий удар, слегка задевший вену, был нанесен под левую ключицу. Второй удар пришелся ниже, пробил сердце и не оставил жертве ни малейшего шанса выжить. Характеристики ножа обвиняемого полностью совместимы с имевшимися поражениями.
Закончив выступление, я возвращаюсь на свое место к группе экспертов. Судебные прения все еще продолжаются. Эксперт-психиатр отмечает, что Жан-Пьер Ф. «снимает с себя реальное чувство вины, так как полагает, что его спровоцировали или бросили ему вызов и даже угрожали». Вот это да. Ну надо же!
В этой истории нет ничего выдающегося в техническом или криминальном плане. Более того, она, увы, даже банальна. Но я все никак не могу перестать думать: в какой же именно момент трагедия становится неотвратимой? Патрик, примерный семьянин и счастливый отец, ценный работник, которого любят коллеги, и Жан-Пьер, приехавший за полгода до трагедии со своей родной Мартиники, у которого из всего багажа только многочисленные судимости за кражи, насильственные преступления и торговлю наркотиками.
Они не были знакомы, и у них не было ничего общего. Почему они встретились, что заставило их столкнуться на жизненном пути? Ведь они были как с разных планет, они могли бы не встретиться друг с другом до конца своих дней. Патрику и его супруге стоило лишь остаться в тот вечер дома и провести его перед телевизором или просто выбрать другой маршрут для возвращения домой. А Жан-Пьер и его приятель могли бы попасть в дорожно-транспортное происшествие где-нибудь между Ньором и Ла-Рошелью или отложить поездку из-за проливного дождя. Достаточно было, чтобы в механизме, неумолимо приближающем роковые события, оказалась какая-нибудь крошечная песчинка, чтобы все пошло не так. Тогда драмы удалось бы избежать.
Кто-то верит в судьбу, а кто-то – в стечение обстоятельств, везение и невезение. Как ни назови, результат все тот же: Патрик покоится на кладбище в Ла-Рошели, а Жан-Пьера приговорили к 12 годам тюремного заключения.
Героин и героиня из Пона
Героиня – это Полина, живущая в Поне, неподалеку от Сента, в департаменте Приморская Шаранта в коммуне, насчитывающей несколько тысяч человек. Дело не в том, что эта красивая молодая женщина 27 лет от роду, мать семилетней девочки, находящаяся на четвертом месяце беременности, имела в своем активе какой-то подвиг. Нет. Она преуспела в перепродаже белого порошка – героина. Так что Полина – это не только «героиня», но и «героин». Бизнес у нее шел отлично, вплоть до того рокового дня, когда около часа ночи сосед услышал выстрел. Тогда лавочка Полины прикрылась.
Сначала я познакомился с ней посредством изображений. Заместитель прокурора Сента запросил проведение вскрытия.
