другая половина стирает надписи и пытается хоть кого-то изобличить. При этом вторые рассуждают о столь крамольных вещах, что первым и не снились! А бедные наставники сбились с ног, пытаясь навести хоть какое-то подобие порядка. Только шиш! Потому что самые на первый взгляд лояльные воспитанники — члены твоей организации. Того же Геру возьми: ему поручили возглавить отряды, оцепляющие Институт. Гера-то возглавил, но теперь ты фактически контролируешь все входы и выходы. Скажешь, плохо?
— Никого из наших не поймали?
— Разумеется, нет! — Тенька окинул взглядом подставку. — Сейчас кого-то ловить, все равно что искать в бушующем море конкретный водоворот. Которая из досок твоя?
— Вот эта, без лака, со ржавыми креплениями.
— Я так и подумал. Интересненькая у сильфов магия, не находишь?
— Ты сможешь заставить эти дрова летать?
— Попробую, — Тенька поскреб ногтями подбородок, отчего тот покраснел, а редкие светлые щетинки встопорщились. — Хотя обещать пока рано. Тут разбираться надо.
— Где сейчас Гера и Выля?
— Первый в сторожке, командует. А Выля в библиотеке, ищет способ тебя разбудить. Хотела в спальню пробраться, поискать у тебя под кроватью, но кругом постоянно толкался народ.
— А ей лишь бы под мою кровать залезть. Столько раз уже говорила: тайник мой, и копаюсь в нем только я. И если со мной что-то случилось, это не повод рыться в моих личных вещах.
— Зря ты так. Выля больше всех переполошилась, закатила форменную истерику, а все потому, что дурище Ристинке показалось, будто у тебя бесцветка…
Клима скептически фыркнула.
— Ступай на чердак и ни шагу оттуда. Скоро приду, устрою совет.
— Совет или разнос? — Тенька лукаво заглянул обде в глаза.
Клима не ответила. Но веду и не требовались слова.
* * *
Всякий колдун — вед, но не всякий, кто живет на ведской стороне Принамкского края, умеет колдовать. Изменение естественных свойств — наука сложная. Трудность даже не в том, чтобы изменить эти свойства, а чтобы их разглядеть и просчитать. Если по-особому прищурить глаза, можно увидеть световую модель пространства. У каждого предмета там имеется лишь тонкий контур, словно нарисованный углем. Не видишь контура — не быть тебе колдуном. Ведь именно в переплетениях темных полосок таятся все естественные свойства, которые можно изменять, касаясь их, уговаривая, дрессируя, как цирковых собачек. Чем опытнее колдун, тем четче он видит контуры. А если он начитан, то может сходу подобрать нужные слова и движения, угадать по толщине линий тип и количество свойств, да к тому же добавить пару-тройку собственных.
Тенька для своих лет был очень опытным и начитанным колдуном. К ремеслу его приучил отец. Сначала, разумеется, из-под палки. Кому охота целыми днями заниматься, когда сверстники то бегают на озеро рыбачить, то лезут на крышу старой мельницы ловить диких лебедей, то изобретают разные хитроумные каверзы? До десяти лет Тенька гулял урывками, когда удавалось сбежать. Остальную часть времени мальчик вертелся перед отцом отбитым задом на жестком табурете и с напускной прилежностью косил глазами в разные стороны, отрабатывая свой угол зрения, под которым окружающий мир делался черно-белым и схематичным. Потом отца забрали на войну, и колдовство из мучения превратилось в способ подзаработать. Неожиданно оказалось, что из всей деревни только Тенька может сделать в дом прозрачные тонкие ставни из теплого сухого льда, извести огородных вредителей, замесить чудо-зелье, которое склеивало даже сталь с деревом, соорудить трещотку от воров и запаять прохудившееся корыто. Заказов хватало, иногда приходили люди из соседних деревень, и на радость матери мелкая денежка в доме не переводилась. Простое колдовство стало рутиной, а именно рутину Тенька терпеть не мог больше всего на свете. Втайне он мечтал вырасти, овладеть каким-нибудь другим ремеслом, скажем, кузнеца или землемера, и забросить проклятое колдовство навсегда.
Когда мальчику минул тринадцатый год, мать, втайне безутешно страдавшая от разлуки с отцом, на много месяцев слегла с кашлем. Постепенно простая затянувшаяся болезнь переросла в бесцветку. Только самые лучшие колдуны иногда умеют лечить болезни (если, конечно, имеют при этом дополнительное врачебное образование). А Тенька и просто хорошим-то в те времена не был. Так, колдунишка средней паршивости, самое великое чудо в арсенале — горячий лед…
После похорон матери он разбирал сундук с ее вещами и наткнулся на старые записи отца. Это оказались научные изыскания на тему многообразия естественных свойств, возможностей световой модели пространства и преломления ее лучей под выгодными углами. Не сразу, но у Теньки открылись глаза. Он понял, что колдовство — не примитивная рутина, а интереснейшее из занятий. Мальчик стал учиться всерьез. Он расчистил чердак дома и завел там лабораторию, немыслимыми путями доставал книги по теории колдовства, астрономии, естествознанию, математике, ритмике. Однажды даже съездил в столичный Фирондо поглазеть на Эдамора Карея, величайшего из мастеров современности. Знаний это, разумеется не прибавило, но восторженных воспоминаний хватило на полтора года вперед. С детства приученный к усердию и усидчивости, от природы обладающий неплохими способностями, Тенька делал завидные успехи. К восемнадцати годам ему уже почти не требовалось щуриться, чтобы разглядеть заветные контуры — он видел их постоянно. Это было сродни тому, как опытный портной на глаз определяет размер заказчика, как живописец машинально различает среди июльской зелени сотни оттенков — от красного до синего. Мало того, Тенька научился не просто работать с чужими формулами изменения, а на ходу изобретать собственные. Немногие колдуны могли этим похвастать. Особенно те, кого забрали на войну в мальчишеском возрасте, не дав толком доучиться. Теньку тоже несколько раз хотели забрать, но односельчане выручали — прятали. Да и не только односельчане, в соседних деревнях мальчишку тоже ценили, уважали даже. И полагали, что ведская армия как-нибудь обойдется без него. Дома такой рукастый и головастый больше пользы принесет. К тому же, сестрица у него юная совсем и хороша до невозможности, негоже такую без кормильца оставлять.
Чем больше Тенька узнавал, тем яснее понимал, что ничегошеньки в колдовстве не смыслит. Горизонты заветной мечты становились все выше, великие цели отдалялись, а авторитет всемогущего и загадочного Эдамора Карея рос, как тесто на дрожжах. Но юношу это не смущало, а наоборот, раззадоривало и подстегивало к покорению все новых вершин теории и практики колдовства.
…Крылья были хороши. Снежно-белые, лоснящиеся, огромные. Таким любой гусак позавидовал бы. Да что гусак! Гордая и прекрасная птица лебедь! Вот только досталось сие богатство не птице, а облупленной доске.
— Интересненько это у меня получилось, — констатировал Тенька, задумчиво изучая дело рук своих.
Крылья росли прямо из доски, по длинным сторонам. Вокруг их оснований по дереву плесенью разошелся легкий
