знаешь, что на днях она попросила меня прочитать контракт?
Мое сердце замирает.
Просто останавливается.
Это про меня. Так и должно быть. Значит, все было хорошо, пока длилось, да? И я никогда не достигну своих диких амбиций. Как говорил Калеб. Пальцы покалывает, как будто я дотронулась до оголенного провода под напряжением.
Похоже, я опять кого-то недооценила.
— Да, я знаю. Я сказал ей прекратить… — продолжает он, но я уже не слышу. Я разворачиваюсь и бегу обратно по дорожке, к вестибюлю и ожидающей меня машине.
На этот раз она не останавливается по пути в аэропорт.
26
Три недели спустя
— Ладно, — говорит Бекки. Она сидит на моем диване, положив ноги на кофейный столик. Ее чашка чая стоит на огромном животе. — Итак, две сестры, которые постоянно ссорятся. Они и есть настоящие убийцы?
— Да!
— Хорошо, мне это нравится. Я подозревала их с самого начала, знаешь ли.
Я хихикаю.
— Конечно, подозревала.
Она шевелит пальцами ног.
— Это здорово. Я уже несколько месяцев не видела тебя такой разгоряченной.
— Это отличная история, — говорю я. Может быть, это просто потому, что я нахожусь в волшебной фазе, всего десять тысяч слов в новой истории и немного слишком влюблена в свое видение, но на этот раз я верю в это. — И знаешь что? До самого последнего момента все будут подозревать…
— Бизнесмена, — говорит Бекки и подмигивает. — Я помню.
— Ну, я подумываю о том, чтобы переодеть его в иностранного банкира, может быть, лет шестидесяти? Он только что принял ужасное финансовое решение и приехал на остров, чтобы спрятаться.
Она нахмурилась.
— Значит, он больше не будет любовным интересом нашей девушки?
— Нет, не в этом случае. — Я подтягиваю ноги под себя и сажусь на кресло, как крендель. Затем я достаю плед и старательно натягиваю его на колени.
— Иден, — говорит она.
Я вздыхаю.
— Да, хорошо, но я не могу понять персонажа-бизнесмена.
— Потому что он основан на реальном человеке, — говорит она.
Это не вопрос, но я все равно киваю.
— Да, во всяком случае, вдохновлена им. Было бы здорово, если бы я все еще могла… Если бы я могла отделить свой собственный опыт от вдохновения.
— Может быть, ты можешь использовать свой собственный опыт.
— Да, — говорю я. — Просто… если я напишу его как таинственного бизнесмена, которого моя главная героиня сначала подозревает, а потом влюбляется в него во время поездки, и у них закручивается роман, а потом его несправедливо обвиняют, и им приходится работать вместе, чтобы раскрыть убийство…
— … и противостоять сестрам-убийцам, а потом вместе уехать в закат, — говорит Бекки, энергично кивая. — Мне это так нравится.
— Да, это хорошая история. Думаю, я могла бы написать ее хорошо. Может быть…
— Но? — спрашивает она, и ее голос смягчается. — Это потому, что тебе пришлось бы дать главной героине счастливый конец с ним?
Я снова вздыхаю.
— Это заставляет меня казаться ужасно мелочной, не так ли?
— Не уверена, что это так, ведь женщина, которой ты отказываешь в счастье, ну, знаешь, вымышленная.
Я хихикаю.
— Да, ты права.
Она достает еще одну подушку, чтобы подпереть ее за спиной, и ворчит при этом.
— Мы можем еще раз повторить то, что произошло?
— А нужно ли?
Она показывает на свой живот.
— Я могу взорваться в любую секунду, у меня болят ноги, и я распухла абсолютно везде.
— Ладно, хорошо, — говорю я с ухмылкой. — Мы можем делать все, что ты хочешь.
— Именно так, — говорит она. — Итак, разговор, который ты подслушала. Ты уверена, что слышала то, о чем думаешь?
Я сжимаю голову в руках.
— Да, конечно. Он упомянул, что читал контракт во время поездки. Она попросила меня об этом, так он сказал. Было совершенно ясно, о ком он говорил.
Сейчас мне легче говорить об этом, чем в первый раз, через несколько дней после того, как я вернулась в Пайнкрест и встретила пузатую Бекки, которая хотела услышать все о моем курортном романе.
Это все еще больно, но тогда это было больно на физическом уровне. Лезвие пронзает корни новой надежды, которая только начала расти.
Бекки застонала.
— Меня бесит, что ты не можешь просто позвонить ему и спросить. О чем, черт возьми, вы вообще думали, не обменявшись номерами?
Я снова вздыхаю.
— Не знаю. Тогда мне казалось, что это очень романтично. Мы были бы просто незнакомцами и прекрасным воспоминанием. И я собиралась дать ему свой номер, когда вернусь из аэропорта — вот почему я вообще подслушала его разговор!
— Мужчины, — говорит она и качает головой.
Я ковыряюсь в одеяле.
— Хуже всего то, что я злюсь на него, и я знаю, что это несправедливо, потому что разве я не использовала его как средство? Пыталась забыть Калеба, вступить в интимную связь с кем-то новым, чтобы скоротать дни? — Мой голос повышается, и я заставляю себя сделать глубокий вдох. — Так почему же я так взбешена тем, что он хотел того же самого?
Бекки улыбается.
— Потому что где-то между подводным плаванием, питьем рома и сексом у тебя возникли чувства.
— Уф.
— Это правда. Мы обе это знаем.
— Я знаю, — говорю я и опускаю взгляд на свои колени. Мои джинсы обтрепались на подоле, и на них остались следы блесток с сегодняшнего занятия в детском саду. — Я не хотела.
— Я знаю, Иден.
— Меня действительно задевает то, что теперь я знаю, как хорошо это может быть, — говорю я, указывая на нее пальцем, как будто это ее вина. — Я знаю, каким невероятным может быть секс с почти незнакомцем, но вероятность того, что это случится снова, равна нулю. Н. О. Л. Ь.
Она кивает, нахмурившись.
— Да, к сожалению, это не так уж часто встречается.
— Значит, мне придется начать ходить на свидания, — говорю я и вскидываю руки вверх, словно меня обрекли на худшую участь, какую только можно себе представить. — И на каждом свидании я буду сравнивать себя с Филиппом.
Она постукивает ногтями по фарфору своей кружки.
— Ты погуглила его?
— Погуглила?
— Не притворяйся, что нет.
— Ладно, да, я его искала.
Она сияет.
— И?
— Я нашла его юридическую фирму. Фотография гораздо более молодого человека из статьи в газете его колледжа.
— Впечатляет.
— И это практически все. Его нет в социальных сетях.
— Никакой контактной информации?
Я вздохнула.
— Нет. И даже если бы я нашла ее или попыталась связаться с его юридической фирмой, что бы это дало? Ты знаешь, что он сказал своей сестре. Он был рад, что наш роман закончился.
Обида
