бутылкой водки по моей груди, обдавая брызгами рубашку и пиджак.
— И ты не думаешь, что убиваешь меня прямо сейчас?
— Это временно. Когда я стану тем, кто правит всеми, ты сможешь быть женщиной столько, сколько захочешь. Никто не посмеет бросить мне вызов.
— И что я должна делать до тех пор? Быть твоим охранником, пока ты ухаживаешь за Кристиной? Наблюдать, как ты женишься на ней? Целуешь ее? Привезешь ее сюда? Я не могу этого сделать, Кирилл! — она рыдает. — Я просто не могу!
Я стискиваю челюсть.
— Если ты предпочитаешь остаться с Кариной на некоторое время, я разрешаю.
— Нет! Так я все равно буду находиться рядом с тобой. Я все равно буду слышать о тебе и твоей будущей жене, и я не могу... не могу...
— Тогда что ты предлагаешь?
Ее губы дрожат.
— Покончи с ней. Выбери меня.
— Я же сказал тебе, что не могу этого сделать.
Свежие слезы текут по ее щекам, и она опускает руку, в которой держит бутылку, на бок.
— Тогда отпусти меня.
Я сжимаю руку, которая вот-вот превратится в кулак и выебет из нее все дерьмо.
— Нет.
— Ты не можешь получить нас обеих! — она бьет меня кулаком в грудь. — Я не буду твоей чертовой любовницей!
— Ты будешь той, кем, блять, я захочу, Саша, — я хватаю ее за горло. — Ты должна мне, помнишь? Ты также сказала мне, что любишь меня и не бросишь всего несколько часов назад. Ты помнишь это или уже забыла о своем обещании при первой же проблеме?
— Я не думала, что у тебя будет другая женщина, иначе я бы никогда этого не сказала! — она толкает меня в грудь. — Пожалуйста, отпусти меня. У тебя будет жена, обязанности и глупая власть, а у меня будет свой путь. Сделай это для нас обоих.
— Нет. Ты уже посвятила мне свою жизнь.
— Я хочу уйти, Кирилл. Если ты... заставишь меня наблюдать за тобой рядом с ней, я сбегу, и ты никогда меня не найдешь.
— К кому ты сбежишь, а? — я крепче сжимаю пальцы на ее горле. — К своему любовнику в России? Ты используешь этот шанс воссоединиться с ним?
— А что, если так? Что, если да, блять! — она толкает меня так сильно, что ей удается заставить меня ослабить хватку, затем она высвобождается и валит меня на спину.
Я позволяю ей прижаться ко мне, слезы застилают ей глаза, но выражение ее лица — это выражение воина.
— У тебя есть гребаная невеста, так что у тебя нет никакого гребаного права говорить со мной о любовнике или о сотне таких. Пошел ты, Кирилл! Пошел ты! Пошел ты!
Ее слезы стекают мне на щеку, на нос, и я чувствую их вкус на своих губах.
Мои пальцы впиваются в ее рубашку.
— Ты никогда не оставишь меня, Саша. Никогда.
А потом я притягиваю ее к себе и прижимаю ее рот к своему. Она пытается сопротивляться, но я переворачиваю нас так, что я оказываюсь сверху, а она подо мной.
Я целую ее, и она целует меня в ответ, но вскоре кусает мою нижнюю губу, а затем борется со мной так, что снова оказывается сверху. У меня во рту появляется металлический привкус, и я не уверен, ее это кровь или моя.
Оказывается, это наша смешанная кровь. Когда она отодвигается, ее губы окровавлены, глаза полны слез, а лицо представляет собой карту разрушений.
— Ты никогда не сможешь удержать меня, придурок. Ты сделал свой выбор, а я делаю свой, — она хватает меня за рубашку и бьет по лицу. — Пошел ты!
Затем она отталкивается от меня и бежит к выходу.
Мои губы растягиваются в ухмылке. Неужели она думает, что может бросить меня?
Наверное, она недооценила, что я имел в виду под словом «никогда».
Никогда не наступит тот день, когда Саша перестанет быть моей.
Глава 23
Саша
Я медленно открываю глаза, и сильная головная боль распространяется от висков ко лбу.
В нижней губе ощущается жжение, а мое тело словно набито тяжелыми кирпичами.
Я приподнимаюсь на локтях и стону, когда тошнота подступает к горлу. Черт побери.
Я не пью, так какого черта я употребила столько алкоголя...?
Воспоминания о вчерашнем вечере ударили в мой и без того поджаренный мозг.
Вечеринка, помолвка, то... как Кирилл так легко намекнул, что это нормально, что у него есть Кристина и я.
Я кусала и колотила его и была так решительно настроена уйти, но через несколько шагов я рухнула возле его спальни из-за количества алкоголя, выпитого на голодный желудок.
Должно быть, он отнес меня сюда. Только так я могла оказаться в его постели.
Я оглядываю себя и с облегчением вздыхаю, обнаружив смятую рубашку и даже нетронутые нагрудные повязки.
Если бы я позволила ему возиться со мной после того, как поклялась никогда не приближаться к нему, я бы никогда себе этого не простила.
Боль, которую мне не удалось заглушить даже алкоголем, воскресает из пепла, и мое кровоточащее сердце едва не разрывается от напряжения.
Я сжимаю руку в кулак и бью по центру груди, но мне все еще трудно дышать или даже найти причину, чтобы дышать.
Я начинаю вставать с кровати. Я не могу оставаться здесь, где меня окружает его запах. Он больше не мой. Он Кристины Петровой.
Он никогда не был твоим, идиотка.
От этого напоминания на глаза наворачиваются слезы, и я, спотыкаясь, падаю с кровати так быстро, что проваливаюсь в ворох одеял.
Мои колени принимают удар, и я плачу еще сильнее. В этот момент воспоминания о том, как он нес меня сюда прошлой ночью, всплывают в моей памяти небольшими вспышками.
Я в ужасе хватаюсь за край матраса и вспоминаю свой эпический срыв. Я должна была покончить с этим после того, как ударила его, но когда он перенес меня сюда и уложил на эту самую кровать, я прижалась к его шее и умоляла его быть со мной.
О, черт.
— Что у нее есть такого, чего нет у меня? Почему ты не можешь быть со мной?
— Я выбрала тебя вместо своей семьи, так что меньшее, что ты можешь сделать, это выбрать меня вместо нее.
— Это потому
