челюсти заработали, кроша дерево, золото и свинец с тошнотворным хрустом и скрипом; потом вильфинг мотнул башкой, вырвав у меня искореженные куски посоха, но я успел дотянуться левой рукой до лежавшей в полуметре от меня эльфийской скале, ухватил ее и, едва поборов накатившую смертную слабость, несколько раз с силой рубанул клинком по безобразной башке твари.
Вильфинг взвыл так, что у меня заложило уши, отшатнулся назад, дав мне возможность вздохнуть и вскочить на ноги, затрясся всем телом. Из рубленых ран на правой стороны морды обильно полилась черная кровь. Охваченный совершенно сумасшедшей радостью, я ухватил меч обеими руками, занес его для удара, и тут раздался громкий треск, будто в камине стрельнуло горящее полено. Ни длинная жесткая шерсть на загривке, ни толстая шкура, ни железные мышцы не помешали клыкам вцепившейся в своего врага мертвой хваткой гаттьены сомкнуться на шейных позвонках вильфинга – и прокусить их. Лапы Лёца подкосились, и он рухнул на пол: из пасти оборотня потоком хлынула кровь.Подземелье наполнила густая аммиачная вонь. Я для верности всадил меч в шею на треть клинка, но мог бы этого не делать – последний и самый страшный из орденских вильфингов забился в конвульсиях и несколько мгновений спустя затих в огромной луже быстро застывающей крови.
- О-ох! – Ноги у меня подкосились, и я сел, привалившись к большой бочке. Меня трясло. Уитанни уже была рядом.
- Уарр! – муркнула она с самым лукавым видом.
- Ты спасла меня, девочка, - я положил ладонь на ее загривок. – Если бы не ты…
- Уарр! – повторила Уитанни и начала слизывать с лапы кровь. Я еще некоторое время смотрел на поверженного врага, а потом понял, что вполне пришел в себя после разборок с Лёцем и нужно двигаться дальше.
- Пойдем, милая, - сказал я, снял с крюка на столбе один из фонарей и направился к входу в подвал.
За решеткой начинался сводчатый каменный туннель с расположенными по обе стороны клетями и камерами. Сердце у меня бешено заколотилось.
- Де Клерк! – крикнул я. – Вероника!
- Мы здесь! – ответил мне голос, который я сразу узнал, и от звука которого меня пробрал мороз по коже.
Я добежал до двери, заглянул в маленькое зарешеченное окошечко – и встретился взглядом с Вероникой. Я сразу узнал ее, и чуть не завопил от радости. Отпереть замок оказалось не так-то просто: он был тугим, и пыльцы у меня дрожали. Но потом механизм щелкнул, и я, толкнув тяжелую дверь, буквально влетел в камеру.
- Вероника! – крикнул я, шагнув ей навстречу.
- Кто вы? – Моя помощница попятилась назад, испуганно вскрикнула, увидев Уитанни. – Не подходите!
- Вероника, это я, Кирилл, - я протянул к ней руки. – Не бойся.
- Нет! – Исхудавшее замурзанное личико Вероники исказил ужас. – Кирилл Сергеевич погиб, я сама видела… Вы…
- Да жив я, бляха муха! – Я подскочил к ней, схватил поближе. – Жив я. Господи, наконец-то я тебя нашел!
- Ки… Кирилл Сергеевич! – Вероника охнула, глаза у нее закатилась, и она повисла у меня на руках.
- Ах ты, моя кисейная барышня! – Я осторожно усадил девушку у стены и, осмотрев камеру,увидел второго узника – он лежал на большой куче грязной соломы в дальнем правом углу. Я бросился к нему, заглянул в лицо.
- Да чтоб мне…, - только и мог вымолвить я.
Мужчина лежал на спине, раскинув руки: от него шел тяжелый запах болезни и грязной запревшей одежды. Он был без чувств. Запекшиеся губы были плотно сжаты, дыхание было хриплым и свистящим, давно нестриженная лохматая борода, спутанные волосы и грязные разводы мешали рассмотреть как следут его лицо, но я сразу увидел то, что ожидал увидеть.
Передо мной лежал человек с лицом из моего детства.
Мой отец, Сергей Москвитин.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Особенно трудно было не расплакаться – я не хотел, чтобы Уитанни видела мои слезы. Я стоял у изголовья де Клерка, сжимал в ладонях его пышущую болезненным жаром руку и думал, что мне делать дальше.
Шум и стоны за моей спиной заставили меня на время забыть о де Клерке.
Вероника, тараща полные ужаса глаза, отшатнулась от меня, но я мягко зажал ей рот рукой и сказал:
- Никакой паники, Вероника Михайловна! Это я, Москвитин. Я жив и вполне так здоров. Поэтому крики и истерики отставить. Приказ ясен?
Вероника закивала, и я убрал ладонь и помог ей встать. Несколько секунд мы смотрели друг на друга.
- Боже! – Она тряхнула головой, будто пыталась избавиться от наваждения. – А вот теперь я вижу сходство. Только вы, Кирилл Сергеевич, вроде моложе стали.
- Точно.
- А зверь этот? – Вероника покосилась на улегшуюся на пороге камеры Уитанни.
- Это друг. Лучший друг, твой и мой.
- Что с вами случилось?
- Как-нибудь объясню на досуге, - я показал на де Клерка. – Что с ним?
- Он… он…, - тут Вероника заплакала, размазывая слезы кулачком по грязной щеке. – Умирает он.
- Ничего, все будет хорошо. Орденцев больше нет, мы свободны. Надо уходить отсюда.
- Как вам удалось найти нас, Кирилл Сергеевич?
- Я же детектив, верно? А если детектив ищет, он находит.
- Да? – Лицо Вероники просветлело, и она улыбнулась. – Вот теперь вижу, точно вы. Господи, а я уже думала…
- Идти сможешь? – спросил я, примериваясь, как мне лучше ухватить де Клерка.
Вероника кивнула.
- Я люблю его, - сказала она. – Понимаете, Кирилл Сергеевич, он меня выхаживал после того, что со мной… с нами случилось у художника. Такой заботливый был, добрый. А когда он решил в Набискум идти, я за ним пошла. А потом нас схватили.
- Знаю.
Я не без труда поднял де Клерка с его одра («Ох и тяжелый ты, папочка!»), жалея между делом, что засранец Лёц погубил мой целительный посох. Может статься, мне удалось бы вылечить де Клерка прямо сейчас, и потопал бы он своими ногами. Теперь вся надежда на Сестер Ши: я надеялся, что они смогут исцелить барда, и у истории будет хороший конец. Правда, надо еще попасть в Нильгерд, к
