физической силой, несмотря на возраст. Его выгнали из такого пансионата как раз. Даже за деньги никто не захотел с ним возиться. Тетка взяла его к себе, ухаживала за ним единолично. Ночью боялась спать, вдруг он ее стукнет чем-то тяжелым. Ненавидящий, проклинающий всех и вся, причем к чужим людям (исключая тетку и сиделок, кстати) он относился с большей симпатией, а своих ненавидел, кидался с кулаками, выбил тетке передние зубы, у одной сиделки было сотрясение мозга, все-таки стукнул ее костылем, дотянулся. Сделать ему укол успокоительного, утихомирить с помощью лекарств? Сложная задачка… Умер и после смерти приходил к тетке во сне, проклинал ее, все сорок дней, потом перестал, – шепотом рассказала Людмила.
– Раньше не было в широком употреблении столько средств, продлевающих жизнь. По своим бабушкам и дедушкам помню. И да, жестко, был естественный уход. Люди не доживали до такой глубокой деменции, как сейчас, – серьезно произнес Костя.
Людмила задумчиво продолжила:
– Я не знаю ни одного человека из старшего поколения, кому пришлось бы вот так пожертвовать своей жизнью ради стариков. В приоритете была работа (в те времена, между прочим, даже была статья за тунеядство), свои семьи, как-то проще и жестче все было. Они (поколение моих бабушек-дедушек) прожили свою активную, полную жизнь, вырастив детей, досмотрев родителей. А сейчас много женщин, я заметил, которые становятся «мамой своей маме». Своих детей при этом часто у них нет. Почему такое? Потому что у этих женщин иного смысла в жизни нет? Вот и сделали они маму дочкой. А что делать женщине после неизбежного ухода родителей? Воспитывать сорок котов? Ха… Слышали выражение «животные теперь – это новые дети»?
– У моей прабабушки было много знакомых ее возраста, – заговорила спокойно Акса. – Насколько я знаю, все они умерли в преклонном возрасте достойно, от болезней, в своем уме. О таких капризах стариков, о которых вы здесь рассказываете, никто и не слышал. Да, на склоне лет старики оказывались лежачими – инсульты, сломанная шейка бедра, все по классике. Дети за ними ухаживали, но старики вели себя при этом достойно. Жалели детей, старались не создавать им проблем, не капризничали, старались побыстрее разработать руки-ноги, чтобы хоть что-то самим делать. А сейчас…
Костя перебил ее:
– А может быть, все проще – старикам сорок лет назад, хочешь не хочешь, нужно было ножками сходить в магазин, да еще и в другой, и третий, постоять в очереди, принести сумку домой. Дойти до поликлиники, раз и еще раз, сходить в сберкассу для оплаты счетов, даже газету купить надо было в киоск топать. А дети далеко, с работы никто их не отпустит. Все это – движение. Скрипи, но делай. И стиральные машины были не у всех. Вот и получается, суровость жизни повышает крепость организма? Слышали, какой адский труд у балерин, ноги в кровь стертые? И что, они долгожители почти всегда. Бабушки в деревне до ста лет в огороде работают…
– Это хорошо, что нас сейчас никто не слышит. Обсуждай мы это в сети, на нас бы в этой теме набежали «белопальтовые» граждане, размахивающие плакатом «твоя мама тебе попу вытирала» и «святой дочерний долг – умереть возле ног родителей», – усмехнулась Акса.
– Наши далекие предки жили в системе, когда детей рожали как инвестицию в будущее, как помощников, как тех, кто в старости подаст стакан воды. А наши родители – то самое поколение, которое вынуждено тащить на себе две ноши – нас, инфантильных детей (а я не боюсь в этом признаться!), – засмеялся Макар, – …и плюс еще взвалить на себя своих инфантильных и незрелых родителей. То есть вынужденно инфантильных и незрелых, поскольку не все успели перестроиться, многих сломали тем, что творилось в девяностые, люди не были к такому готовы. Это не упрек тому поколению, это его беда.
– Заметьте, всю заботу о детях и стариках переложили на женщин, – заметила Акса.
– А гендерная дискриминация?! – воскликнула Людмила. – После сорока пяти лет баба ягодка опять – где угодно, но только не на работе.
– Зато СМИ и соцсети нам постоянно показывают ухоженных женщин, которые успевают все – и готовят, и работают, и уроки с ребенком успевают сделать… – опять Акса.
А Макар заметил с философским видом:
– Мы боимся смерти и пытаемся продлить себя и в детях, и в родителях, но и то, и другое ошибка – надо вкладываться в себя и освобождать близких от гиперопеки. Пользоваться «правилом кислородной маски» – вырабатывать привычку помогать другим только после того, как позаботился о себе. Будь готов к тому, что почувствуешь вину за то, что «бросаешь» других. Если твои резервы исчерпаны или близки к этому, не бойся сказать «нет».
– Ты предлагаешь бросить стариков? Забыть о них? – возмутилась Людмила.
– Нет, я о том, когда вполне еще дееспособные старички перестают делать даже то немногое, на что способны, – пояснил Макар. – Причем себе же во вред. Никто не говорит о тяжелых для них вещах, например о мытье окон! Речь о каких-то легких домашних делах. А также о способности себя развлечь. Не должен пожилой, слегка ослабший человек свести свою жизнь к телевизору и ожиданию, когда взрослые дети его обслужат и развлекут. Отсутствие деятельности ведет к ускоренному дряхлению. А излишняя забота взрослых детей только помогает этому процессу.
– Да, и у маленьких детей есть свои обязанности. – добавила я. – Кроме младенцев. Ребенок и поиграть должен уметь сам, и игрушки убрать, и уметь зубы почистить. И в принципе вести себя хорошо. Не капризничать, не требовать новые игрушки, не смотреть мультики целый день.
– На той неделе болтала с одной знакомой, – это опять Акса. – Та досматривает маму. И ресурс уже исчерпан у взрослой дочки. Мама всю ответственность о своей жизни переложила на дочь. Но при всем при этом считает свою дочь глупышкой, да еще оставила за собой право последнего слова. Старенькая мама сама превратилась в капризную дочку-командиршу.
Я вдруг вспомнила, что и у меня были периоды, когда я не могла выйти из дома дольше чем на час-два. Я не могла уехать в отпуск, я ничего не могла, кроме как ухаживать за мамой, потом за папой. Теперь я сама не хочу кого-то напрягать без необходимости. У меня в чем-то, наверное, вкус жизни утрачен, эта привычка – всегда вынужденно находиться дома – ужасна, непобедима. Или победима? Кто мне помог не упасть на самое дно отчаяния? Илья? Или Саша?»
– А вот еще история из жизни, слышала, – начала очередной рассказ уже Людмила. – Дочери семьдесят, матери девяносто. Дочь
