вас что-то… знакомое? Что-то, оставившее на вас печать три года назад? Что-то, позволяющее видеть вещи, скрытые от других?
Жандарм взял правую руку Владимира, по-прежнему тяжелую и онемевшую, и развернул ладонью наверх.
– Уверен, что силы к вам вернутся. И ваш, с позволения сказать, дар тоже. На Востоке говорят, что восстановить послушность рук можно с помощью нехитрых упражнений. Так что считайте это моим подарком.
Он вложил в ладонь Корсакова серебряную монетку, сжал кулак и положил руку обратно. Владимир ничего при этом не ощутил.
– Когда вновь начнете ею шевелить – попрактикуйтесь в моем фокусе с монеткой. Думаю, вам поможет.
Полковник улыбнулся – и Корсаков еще раз поймал себя на мысли, что назвать улыбкой этот оскал может только умалишенный. Жандарм вежливо кивнул и покинул палату Владимира, пропуская к нему очередного врача.
XXI
17 июня 1904 года, бывшее Дмитриевское училище, Москва
Днем ранее, на исходе пятого часа дня, над Москвой пронесся страшный ураган. Бешеный ветер вырывал из земли деревья и телеграфные столбы. Град величиною с куриное яйцо бил стекла и прошивал насквозь крыши. По крайней мере те, что не были сорваны шквалом. С храма Петра и Павла у военной гошпитали снесло кресты. Весь восток Москвы напоминал город, подвергшийся артиллерийскому обстрелу. Особенно досталось Лефортово.
После событий роковой рождественской ночи 1880 года славную Дмитриевскую школу закрыли. Предполагалось, что временно, но – нет ничего более постоянного, чем временное. Юнкеров распределили по другим училищам. Долгое время ходили слухи о том, что бывшие корпуса планируют приспособить под новые нужды. Покойный городской голова Алексеев даже подумывал открыть в них новую больницу, но выстрел душевнобольного просителя не дал этим намерениям сбыться. Старые здания обросли дурной славой. Проезжавшие ночами мимо бывшего училища клялись, что видели в разбитых окнах отблески свечи и слышали за пустыми дверями замогильный хохот. Неудивительно, что москвичи решили забыть о нехороших домах и отдать их на суд природы. Парк, и до этого запущенный и разросшийся, быстро поглотил некогда славную школу.
Но в начале XX века все начало меняться. Москва все расширялась – Первопрестольной стало тесно в границах Камер-Коллежского вала. На берегах Яузы вырастали заводы и загородные дачи. Нынешний голова, Голицын, постановил сломать никому не нужные руины для строительства новой фабрики. Корпуса Дмитриевского доживали последние дни. Сквозь парк была прорублена широкая просека для железной дороги, располосовавшая уродливым шрамом чащу леса, в которой любили играть будущие офицеры.
Проститься со славной школой пришел бывший юнкер Зернов. Он так и не закончил учебу – помешал потерянный глаз. Карпов, Макаров, Капьев и Свойский все выпустились из других училищ и отправились служить в действующую армию. Свойский даже дослужился до майора, но погиб при Мукдене [47]. Зернову же остались лишь воспоминания о школьных годах и скучная гражданская карьера.
Сейчас он стоял перед парадным входом и рассматривал некогда величественное здание. Солнце уже клонилось к закату и начало прятаться за крышу главного корпуса, окрашивая все вокруг в теплый оранжевый цвет. Это лишь немного скрашивало тоску от того зрелища, что довелось лицезреть бывшему юнкеру. Вместо часового циферблата на башенке зияла дыра. Двери сорваны с петель. В окна второго этажа влетело поднятое исполинской силой ветра дерево.
Зернов вошел в холл. В полумраке гербового зала виднелся упавший и почти сгнивший остов так и не убранной рождественской ели. Зернов пересек прихожую, слушая, как его шаги по мраморному полу звонко отражаются от стен пустого здания. Он поднялся на второй этаж – по левой, «корнетской», лестнице, конечно же. Спальня эскадрона была пуста – всю мебель вывезли, оставив лишь проваленные местами полы да пустые цепи от ламп. Осторожно, чтобы не свалиться, Зернов прошел в дальний угол комнаты и присел на корточки. Его надежды оправдались – пол здесь не пострадал. Паркетные доски легко поднялись, открывая взгляду тайник, устроенный еще первыми воспитанниками училища. На дне лежал роскошный кожаный футляр. Аккуратно, стараясь не повредить, Зернов достал его из тайника и раскрыл обложку. Под ней, на пожелтевшей бумаге, открылась надпись, сделанная изящным каллиграфическим почерком: «Звериада славного Дмитриевского кавалерийского училища». Зернов нежно провел рукой по тетради и прошелестел страницами до самой последней.
Запись на ней, сделанная второпях поспешной юношеской рукой, гласила: «Рождественская ночь 1880 года, сказание о призрачном юнкере. Записано юнкерами Макаровым, Карповым, Свойским, Капьевым и Зерновым». По щеке бывшего юнкера, а ныне взрослого мужчины с повязкой на глазу, скользнула одинокая слеза.
От автора
Драгоценный читатель!
Спасибо за то, что ты прочитал первую часть приключений Владимира Корсакова. Ну, или как минимум решился заглянуть в конец книги, чтобы узнать, чем там она завершилась. Каюсь – каждая из историй в этом томике может считаться законченным расследованием, но центральный сюжет пока обрывается на самом интересном месте.
Дела Корсакова не претендуют на полную историческую достоверность и аутентичность. Это в первую очередь мистические детективы, где главное – увлекательный сюжет. Поэтому на страницах книги тебе встретятся и сознательные анахронизмы, и легкая стилизация там, где она требовалась. Выбор сознательный. Эта книга не претендует на статус учебника или энциклопедии дореволюционной жизни последней четверти XIX века. Но большинство деталей, упоминаемых на страницах романа, имеют свои прототипы. Я старался максимально уважительно отнестись к описываемой эпохе и бережно передать хотя бы часть атмосферы того периода истории, что вызывает у меня живейший интерес. Поэтому, пожалуй, следует рассказать, что из описанного реально, а что – нет.
Практически все персонажи «Архивов Корсакова» выдуманы. Не ищите мсье N. тайного советника Назарова в табелях министерства внутренних дел Российской империи за 1880 год. Не ищите также загадочный городок где-то в верховьях Камы (хотя он и должен находиться где-то чуть севернее Соликамска). На Большой Морской не стоит особняк барона Ридигера – более того, баронский род Ридигеров вообще отсутствует в списках дворянских семейств России. А вот Корсаковы – род реальный, хотя конкретно предки Владимира относятся к исключительно выдуманной ветви. Часть упоминаемых в «Деле о безутешном отце» оккультных трудов существует, и их даже можно найти в интернете, библиотеках и книжных лавках (только не ищите рецепты по воскрешению мертвых, они там отсутствуют), часть – только в легендах, часть – на страницах рассказов Г. Ф. Лавкрафта, например. Я сознательно не стал размещать действие «Дела о призрачном юнкере» в действительно существовавшем военном училище. Отчасти – чтобы не выдавать исключительно выдуманные события за реальные, отчасти – чтобы развязать себе руки и не допускать досадных ляпов в описании
