картошкой.
Высокие сосны и ели близко подступали к пожарищу, кругом было пусто и тихо, пахло хвоей и отсыревшим горелым деревом.
Я посмотрел на маму. Она стояла, покачиваясь и тяжело дыша. С каждым вздохом ее худенькие плечи приподнимались, словно вздрагивали.
Она с большим трудом проделала весь этот путь, и теперь, как видно, силы оставляли ее. Я помог ей сесть на траву; она прислонилась к стволу дерева и закрыла глаза.
— Валя, что же это? — тихо и подавленно спросила тетя Нюша. — Никого нет…
Валя молча всматривалась в чащу. И вдруг бросилась вперед:
— Мама!
Из-за деревьев показалась женщина в светлом вязаном платке. За ней шел высокий сутулый мужчина.
— Леня! — вскрикнула тетя Нюша.
— Сюда, сюда! — взволнованным басом говорил дядя Леня. — Витюша, да веди же маму… Здравствуй, Нюшенька, здравствуй, любимая! Вот благодать-то у нас в отряде будет. Ты же такая кулинарка! А у нас как раз повара не хватает…
За кустами, на маленькой полянке, стояла подвода с распряженной лошадью. Рядом виднелась фигура большого седобородого человека, опирающегося на винтовку.
— Дядя Леня, — воскликнул я, — а где же твоя борода?
— А ну ее к лешему, Витюша! Надоела. Не привык я к ней, так волосы в рот и лезут Рассердился один раз да и сбрил, — говорил он, обнимая одной рукой тетю Нюшу, а другой просиявшую, улыбающуюся маму. — Идемте, дорогие мои. Садитесь на телегу, отдыхайте… Анна Павловна, хватит вам с дочкой целоваться. Вы же вчера виделись…
Я оглянулся. Следом за нами шли в обнимку Валя и ее мама.
— Эта ночь, Леонид Федорович, была для меня больше года, — сказала Анна Павловна, не спуская с дочери увлажненных глаз. Валя держала в руке зеленый беретик, а платок с головы Анны Павловны сполз на плечи, и теперь было ясно, как походили друг на друга эти русоволосые и светлолицые мать и дочь. Даже одевались они одинаково: на дочери было такое же, как на матери, зеленое пальто, которое Валя надела поверх лыжного костюма и из которого, как мне показалось, чуточку выросла.
— Я, кажется, плачу, — говорила Анна Павловна, пытаясь улыбнуться. — Не обращайте, пожалуйста, на меня внимания… Вы не представляете, как было трудно, Леонид Федорович. Особенно в последнее время, когда немцы начали подозревать… Я так за нее волновалась… — она быстро взглянула на Валю. — Ну, кажется, этот кошмар кончился!
Дядя Леня вздохнул.
— Ох, не кончился, Анна Павловна! Много еще драться будем.
— Пусть много, Леонид Федорович, но зато будем среди своих. Кажется, и умереть не так страшно, когда кругом свои.
— И когда же это все кончится, Леня? — у тети Нюши, совсем как у маленькой, задрожали губы. — Сколько еще терпеть надо?
— Придется еще потерпеть, Нюшенька.
— И какого черта эти, как их называют, союзники топчутся! Чего они не дерутся?
— На них надежда плохая, Нюша.
Анна Павловна кивнула головой:
— Да, да! Мне даже один гестаповец как-то говорил, что русские напрасно надеются на американцев и англичан. Это ошибка истории, что американцы и англичане считаются союзниками русских, говорил он. А по логике вещей они, мол, союзники Гитлера, потому что в равной степени ненавидят коммунизм.
— А может, они уже помогают Гитлеру? — с беспокойством спросила мама, которую дядя Леня усаживал на телегу.
— Так если не воюют, разве это не значит, что помогают? — ответил он. — Ребятки, а вы тоже садитесь. Небось устали.
— Я ужасно устала, — виновато улыбнулась Валя. — А ты, Витя?
— Нет, я ничего, — сказал я, хотя на самом деле у меня ныло все тело.
— Так это Витя? — внезапно спросила Анна Павловна и впервые очень внимательно посмотрела на меня. В ее усталых голубых глазах затеплилась улыбка, и на виски от глаз протянулись паутинки морщинок. Она неожиданно сделала шаг ко мне, привлекла к себе и поцеловала в лоб.
Я очень смутился и тихонько пробормотал:
— Анна Павловна, что вы…
— Мне Валя так много говорила о тебе, Виктор… Хороший у вас племянник, Леонид Федорович!
Я видел, как от ее похвалы порозовела моя мама. Дядя Леня ласково сощурился, взглянув на меня; затем он перевел глаза на Валю.
— Ну, если так, иди тогда и ты ко мне, девочка! — он прижал к своей груди голову Вали и провел ладонью по ее светлым волосам. — Спасибо тебе, Валя, и тебе, Витюша, за все, что вы сделали! Большое спасибо! Крепко вы помогли партизанам. Хорошие у нас ребята, Анна Павловна. Просто расчудесные ребята!
— Ты слышишь, Нюша? — мама тронула тетю за локоть.
Валя надела беретик и, вспомнив что-то, стала вдруг серьезной.
— Леонид Федорович, Катя просила сообщить, что на днях из Румынии прибывает карательная экспедиция.
— Большая?
— Пять тысяч.
— Ну, это не страшно. Я думаю, мы их пощиплем! Еще что?
— Еще Катя говорила про мину.
— А мина здесь. На телеге лежит! — сказал седобородый человек с винтовкой.
— Здесь-то здесь, да как ее переправить? — Дядя Леня задумался. — Ничего не выйдет… А жаль! Немцы завезли горючее на нефтебазу, хорошо бы ее на воздух пустить! Эх ты, как получилось! Я думал, Катя с вами провожатого пришлет, а вы, оказывается, сами добрались… Жаль, очень жаль!
— Леонид Федорович, — сказал седобородый, — а как насчет нашего плана? В деревне немцев нет, и сейчас бы самое время вытянуть этого гада, чтоб ему тридцать три комара!
Я внимательно взглянул на говорившего и радостно вскрикнул:
— Дедушка Юхим! Здравствуйте, дедушка Юхим!
И я сразу вспомнил июньское утро на Березине, разомлевших коров, стоящих по брюхо в воде, и громкий, стреляющий кнут старого пастуха.
Дед смотрел на меня удивленно.
— Не узнаете? Да как же так, дедушка Юхим? Помните, мы рыбу ловили? — торопливо бормотал я. — Помните, вы тогда коробку «Казбека» поломали?
— Ох ты, дела какие! — вспомнил, наконец, старик, и его маленькие глаза, едва различимые в седых зарослях бровей, приветливо залучились. — Скажи на милость, где встретиться довелось! А где дружок?
— В городе, дедуся! — сказал я и с гордостью прибавил: — Подпольщик!
— Вон как! Я тогда сразу определил, что вы хлопцы дельные… Ну, мы еще в лагере поговорим… Так как насчет нашего плана, Леонид Федорович?
Дядя Леня беспокойно взглянул на нас.
— Вы подождите нас здесь, дорогие… Я думаю, мы скоро вернемся: мы тут с Юхимом Опанасовичем одну маленькую операцию задумали…
…Они вернулись часа через три. Мы дремали на телеге, склонившись друг к другу. Когда меня растолкала Валя, я не сразу понял, где нахожусь, увидев над головой остроконечные сосны и серое холодное небо.
Дядя Леня и дедушка Юхим были очень оживлены. Они рассказывали нам о своей «маленькой» операции.
Неподалеку находилась
