деревья и несколько далеких домов, но любой из соседей может выйти и увидеть меня голой.
Большая рука хватает меня за локоть, и я вскрикиваю, затем пытаюсь боднуть его в подбородок. Себастьян уклоняется от меня и толкает меня спиной на стол. — Попалась, детка.
— Нет, нет… Отпусти меня!
Я бью по его обнаженной груди, оставляя царапины, но он легко подчиняет мои запястья и бьет ими по макушке моей головы.
— Я собираюсь трахнуть тебя так тщательно, что ты не сможешь пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы уйти.
— Отпусти меня!
— Кричи громче, чтобы соседи услышали, какая ты жадная шлюха. Моя шлюха.
Его грудь накрывает мою, когда он раздвигает мои ноги и входит в меня. Он делает это без какой-либо подготовки, и это так чертовски вкусно.
Ожог лишает меня дара речи, когда мое тело впитывает его целиком.
Я мокрая от небольшой погони, и я громко стону, когда он входит в меня с силой, толкающей меня через стол.
Я сгибаю пальцы над головой, но они едва двигаются из-за его яростной хватки на моих запястьях.
Он как зверь, сокрушающий меня, берущий меня, владеющий мной.
Исполняя каждое мое желание.
— Себастьян!
— Да, детка. Назови мое имя.
— Себастьян!
— Назови меня как семь лет назад.
— Как?
Он двигает бедрами, ударяя глубже, когда давление внутри меня нарастает в сводящем с ума ритме, а затем наступает облегчение, а затем снова давление.
— Ты знаешь. Скажи это.
— Малыш?
Он сгущается внутри меня, и его ритм выходит из-под контроля. — Скажи это еще раз.
— Трахни меня, малыш. Возьми меня.
— Как мне тебя взять?
— Грубо, жестко… Дай это мне, пожалуйста…
— Кто единственный, кто может трахнуть твою маленькую тугую пизду?
— Ты…
— Кто единственный, с кем ты общаешься?
— Ты!
— Кому, черт возьми, ты принадлежишь?
— Тебе, Себастьян! Тебе! — слова соответствуют его сводящему с ума ритму, и они такие раскрепощающие, такие освобождающие, что я жалею, что не сказала их раньше.
— А теперь расскажи мне, что ты тогда сказала, Наоми. Прямо перед тем, как ты вышла из камеры.
— Я…
— Скажи мне, Наоми.
— Я люблю тебя! — я кричу, когда мой оргазм настигает меня, и влага, какой я никогда раньше не чувствовала, выливается из меня и пропитывает мои бедра. Но я не сосредотачиваюсь на смущении, когда кричу: — Я люблю тебя, Себастьян!
— Только меня?
— Только тебя.
Себастьян трахает меня сильнее, заглядывая мне через плечо. — Слышал это, ублюдок?
Я откидываю голову назад, ловя взгляд не кого иного, как Акиры. Он стоит позади нас, наблюдая за шоу своим обычным проницательным взглядом. Его поза настолько неподвижна, что его можно принять за статую.
Меня охватывает унижение оттого, что на меня так смотрят, будь то он или кто-то другой.
Правда, моя нагота полностью прикрыта телом Себастьяна, но все же.
Однако он не останавливается. Он трахает меня грубее, быстрее, вырывая стон из глубины меня.
В этот момент никто другой не имеет значения. Ни Акира, ни кто-либо другой. Здесь только я и Себастьян.
Я стону его имя, наслаждаясь наслаждением, пока он не опустошается глубоко внутри меня. А потом я снова кончаю с его именем на кончике моего языка.
Господи. Я такая развратная.
У меня только что был секс с Себастьяном на глазах у моего мужа, но все, что я чувствую, — это потребность в большем.
Глава 38
СЕБАСТЬЯН
Я смотрю в ониксовые глаза долбаного Акиры Мори.
Мужчина, который не только женился на моей Наоми, но и прожил с ней много лет.
Мужчина, который видел ее каждый день, разговаривал с ней каждый день, прикасался к ней каждый день, когда я даже не знал, где она.
Наоми остается безвольной подо мной, когда моя грудь накрывает ее, и моя сперма и ее соки стекают по ее бедрам.
Акира подкрался к крыльцу, когда я входил в нее, и стоял там, молча, наблюдая, слегка приподняв бровь.
Самым логичным было бы остановиться и спрятать ее от него.
Но я этого не сделал.
Он должен был видеть, что она принадлежит только мне.
Что она, черт возьми, любит меня.
Что он всегда будет лишь этапом в ее жизни. Причем очень хреновый.
Она моя, ни он, ни кто-либо другой больше не заберет ее у меня.
После того, как она сломалась прошлой ночью, я поклялся, что никогда не оставлю ее одну бороться с болью. Я буду с ней на каждом шагу этого пути.
До прошлой ночи я задыхался с каждой секундой. Я умирал, и она была единственным воздухом, которым я мог дышать.
Ее забрали на долгие годы. Семь. И она провела их рядом с этим ублюдком.
— Извините, я должен хлопать прямо сейчас? — спрашивает этот ублюдок. — Может быть, крикнуть "браво" или "на бис".
— Убирайся отсюда на хрен, — я сохраняю спокойствие, обнимая Наоми за талию.
— Боюсь, я пришел не для того, чтобы просто уйти. Как бы я ни ценил вуайеристские шоу, которые моя жена и я продолжаем устраивать друг другу, это не причина, по которой я следил за ней и пришел сюда. Нам нужно идти, Наоми.
— Хрена с два, она это сделает.
— Мы обещали позавтракать с твоим отцом, помнишь?
Наоми напрягается при упоминании ее отца, и я провожу большим пальцем по запястьям, которые все еще держу.
— Я не пойду, — шепчет она.
— Неужели? Хитори-сан будет расстроен, и я полагаю, Мио-тян придется заплатить. Он подходит ближе, затем проходит мимо меня к дому. — Заходи, когда будешь готова, Нао.
Ее губы кривятся, когда он исчезает за дверью. — Позволь мне поговорить с ним.
— Я пойду с тобой.
Она вздыхает, но ничего не говорит, когда я выскальзываю из нее и несу ее. Ее хрупкие руки обвиваются вокруг моей шеи, и она прячет голову в уголке моего плеча, издавая удовлетворенный звук.
Я хочу, чтобы она издавала эти звуки всю оставшуюся жизнь.
Вместо того чтобы следовать по пути, который выбрал Акира, я обхожу дом и проскальзываю внутрь через другой черный ход.
Мы поднимаемся наверх, и я мою ее, а затем себя, убедившись, что этот ублюдок подождет, пока мы оба полностью оденемся.
Я даже сажаю ее перед туалетным столиком и расчесываю ей волосы, позволяя густым черным прядям скользить по моим рукам.
Наоми улыбается мне через зеркало. — Мы должны спуститься, Себастьян.
— Или мы можем оставаться здесь, пока он не сдастся и не уйдет.
— Акира? Сдаваться? Этих слов нет в его словарном запасе перфекциониста. Он просто
