он выглядел взрослым, когда он был маленьким ребенком и жил за сотни миль отсюда. Это не могло быть правдой, но Лазарь настаивал, что это так. Самое неприятное было то, что он верил, что старый певец говорил правду. Как еще объяснить то, что он заранее знал, кто такой Чeд?
Он поражался безумию всего этого.
Он был почти мифической фигурой в этом месте на протяжении десятилетий. Это было безумие. Он жил в Нэшвилле, довольный своей успешной городской жизнью, окруженный красивыми вещами и девушками, жаждущими денег, и все это время горстка обитателей загробного мира была одержима им, молилась за него и ждала его возможного прибытия.
Ожидая избавления.
Время от времени жизнь может преподнести тебе несколько неожиданных сюрпризов, но это было просто смешно.
Затем был вопрос о Синди, которая была вовлечена в заговор после того, как ей пришлось ухаживать за Лазарем, чтобы тот выздоровел после неудачного покушения на его жизнь. С ее связями она давно могла бы добиться освобождения, но предпочла оставаться рабыней, чтобы продвигать свое дело. Она работала тайным агентом, выясняя все, что могла, и держа ухо востро, когда находилась в компании Повелителей. Ее информация несколько раз спасала заговорщиков.
Они так и не смогли отблагодарить ее в полной мере.
Поразительное преуменьшение.
Ее последним вкладом в качестве рабыни было добровольное присутствие в тюремной камере, когда прибыл Чeд. Ее обязанностью было проследить за тем, чтобы он спустился в Изнанку целым и невредимым. Заговорщики не могли рисковать разоблачением нескольких охранников, дружески настроенных к делу. Их помощь понадобится позже. Так что Синди пришлось использовать свою изобретательность и смелость, чтобы доставить Чeда туда, где он должен был быть. Была достигнута договоренность, и она ждала его там.
Остальное он уже знал, испытав на себе.
Единственное, что ему сейчас было трудно осознать, - это само восстание. Оно должно было произойти сегодня вечером. Это огромное, судьбоносное событие, безумное, невыполнимое предприятие, и оно должно было начаться через несколько часов. Чед почувствовал желание убежать и спрятаться. То, чего ожидали от него эти люди, было несправедливо. Он не был трусом, но и храбрым человеком его тоже нельзя было назвать. Он знал это. Он смирился с этим. A эти люди просто предполагали, что он автоматически бросится исполнять свое долбаное "предназначение". Он попытался представить себя вступающим в бой, как Рэмбо, но у него просто не получилось.
Но потом он снова посмотрел на лицо Синди.
И от стыда, который он испытал, на глаза навернулись слезы.
Не сможет?
Чушь собачья.
У него не было выбора. Что он собирался делать, приспособиться к жизни в Изнанке и провести остаток своих лет, вкалывая как раб и живя, как гребаный пещерный человек?
Ни за что, приятель.
Он сделает то, что должен.
Однако ему придется найти способ справиться с парализующим страхом, который, подобно грозовой туче, нависал над его сознанием. С этим потенциальным препятствием в работе нужно будет разобраться задолго до начала восстания. Он подозревал, что несколько порций "тухлятины" певца прямо перед началом шоу могли бы помочь, но ему нужно было убедиться, что он выпил ровно столько, чтобы снять напряжение - не годилось выступать против армии охранников и оборотней, пьяным в стельку.
Это просто привело бы к его смерти.
Что, как он полагал, означало бы конец восстания.
И начало резни изгнанников.
Чeд содрогнулся.
Господи Иисусе, - подумал он, - я не выдержу такой ответственности.
Синди застонала и пошевелилась, поднимая голову с его груди и сонно моргая. Она улыбнулась, когда увидела его, положила руку ему на плечо и приподнялась, чтобы поцеловать его. Физическая реальность ее губ вызвала в его чувственной памяти кратковременный проблеск, проливший свет на те области памяти, которые были затемнены алкогольным затемнением.
Хижина служила ей жилищем для рабов. В какой-то момент она сказала ему об этом. Поскольку меньше чем через день они покинут это место навсегда, не было смысла искать другое жилье. Кроме того, здесь были вещи, в которых она нуждалась. Поблекшие фотографии ее маленькой дочери, детский рисунок на пожелтевшем листе плотной бумаги и спрятанное оружие. Она показала ему, где находится оружие, он это помнил, но информация о местонахождении оружия все еще ускользала от него.
Он был в стельку пьян, когда они, наконец, поздно утром покинули "Аванпост", и ему пришлось опираться на Синди, чтобы не упасть, пока они добирались сюда. Все, что он хотел сделать в тот момент, - это упасть в обморок на коврик, но у Синди были другие намерения. Она дала ему что-то, какой-то порошок, который, по ее словам, был производным растения Транс, и заставила его проглотить его, запив водой. Транс-производное вызывало приглушенный эффект от копченой версии, но в основном действовало как укрепляющее средство.
И, как он теперь вспомнил, стимулятор.
Он наблюдал, как она снимает два рваных предмета одежды, которые были на ней с тех пор, как он встретил ее в изоляторе временного содержания.
- Я хочу еще раз заняться любовью с мужчиной, - в ее голосе послышались тревожные нотки меланхолии. - Я хочу тебя, Чед.
И вот она заполучила его.
Он вспомнил приятный опыт, который не обязательно относился к высшему эшелону сексуальных контактов, но был приятным. Он подозревал, что секс был бы лучше, если бы он не позволял себе так много, и эта мысль вызвала приступ сожаления. Ему хотелось, чтобы его первый раз с Синди сложился как можно лучше для них обоих, но она не казалась несчастной. На самом деле, казалось, что все наоборот. Эта улыбка была самым беззаботным и безмятежным выражением лица, которое она когда-либо демонстрировала ему, и, видя ее, он был счастлив.
Он улыбнулся.
- Я знаю, что у тебя будет много дел, когда ты выйдешь отсюда. Чтобы наладить свою жизнь, потребуется много работы. Но, когда у тебя будет немного свободного времени, не окажешь ли ты мне честь поужинать со мной?
Ее щеки слегка порозовели.
- Ух ты... знаешь, это первый раз, когда меня приглашают на свидание с тех пор, как мой муж сделал мне предложение, - pумянец отхлынул от ее лица. - Вот ублюдок.
И тут она заплакала.
Чeд гладил ее по волосам и давал волю слезам. Он хотел, чтобы она чувствовала себя в безопасности в его объятиях, чтобы они были лучшим источником утешения, который она могла себе представить. Он понял, что влюбляется в нее, и это озарение заставило его снова задуматься, почему он
