запуталась и перепугалась она.
И хорошо. Небольшая встряска ей сейчас не помешает.
Оставшуюся часть дороги мы проехали в тишине. Я дал ей собраться с мыслями. Разговор явно предстоит тяжёлый.
Наконец, мы доехали и расположились за столиком кофейни, сделали заказ, и я спросил:
— А теперь рассказывай, кто такие Мао и, чем ты им так насолила? Ты ведь сама носишь эту фамилию?
Она мрачно кивнула.
— Да, но это могло и ничего не значить, всё равно что спрятаться на свету. Мао — очень распространённая фамилия у моего народа. И далеко не все они принадлежат клану Мао. Так что я не так уж сильно рисковала.
— А Лифэнь настоящее имя? — не мог не спросить я.
Она кивнула.
— Почти. Моё настоящее имя Ше Цзы, Пурпурная змейка, — пояснила она. — Лифэнь, моё детское прозвище, которым я стала называть себя, когда убежала из дома.
— Но в остальном ты соврала, — констатировал я.
Нам принесли напитки, и я с наслаждением вдохнул запах свежесваренного кофе. Никогда не надоедает. В любой непонятной ситуации — пей кофе.
Это уже могло стать моим девизом.
— Не совсем соврала, — замялась Лифэнь, — скорее недоговорила. Всё дело в том, что я младшая дочь Мао Ксана, главы клана Мао и шанчу, то есть босса самой крупной и опасной триады в мире.
После этого признания говорили мы долго. И из её сбивчивого рассказа я узнал многое.
Сбежала из дома она ещё много лет назад, когда была подростком. И сбежала не просто так.
Консервативный отец рассматривал девушку строго как ресурс. Её мысли и стремления не имели никакого значения.
В своё время я сталкивался с таким отношением среди простолюдинов. В магических же семьях подобное было редкостью. Прежде всего потому, что сила дара и способности к магии не зависели от пола.
Попробуй принудить к чему-то Катарину Вийон, кого-нибудь из ведьм Сципион или ту же самую Изабеллу Веласко.
Но в восточных кланах всё было иначе. Девушек там приучали к слепому послушанию с самого раннего детства, когда те не успевали овладеть даром.
Таким образом, в них ломали любую склонность к неповиновению.
А в такой семье, если ты не слушаешься старшего, то тебя ждёт либо смерть, либо участь хуже смерти.
Со слезами на глазах Лифэнь рассказывала, как в пять лет, за недостаточно почтительное отношение к важному гостю, её до крови выпороли ивовой лозой, заперли в подвале на месяц и кормили исключительно сырым рисом. А она всего лишь неправильно выполнила традиционный приветственный жест.
Просто улыбнулась, от радости, что её взяли на церемонию.
И подобных эпизодов набралось бы на целую книгу.
Лифэнь, захлёбываясь слезами, говорила и говорила. Будто прорвало плотину.
Я не перебивал. Судя по всему, девушка впервые в жизни вообще смогла кому-то об этом рассказать.
— Я говорю всё это, — закончила она поток описаний бессмысленной жестокости при её воспитании, — чтоб ты понял. Я не избалованная маленькая дрянь, которая ненавидит родителей просто за то, что они заставляют её хоть что-то делать. Нет. Я жила как в аду. Каждый день был адом. Причём это даже не традиции моей расы, это сумасшествие Ксана… — она поморщилась, — не хочу называть его своим отцом.
— А твоя мать? — уточнил я.
— Жертва такого же договорного брака, как планировался и для меня, — пояснила Лифэнь. — Сначала она пыталась заступаться за меня, но потом просто отворачивалась. А позже её просто отослали из резиденции, видимо, она стала Ксану неинтересна.
Лифэнь залпом опрокинула в себя бренди, которое я предусмотрительно заказал для неё вдогонку к кофе, понимая, что ей сейчас явно нужно что-то покрепче.
— Он считает всех своей собственностью, — вновь заговорила она, — и просто повёрнут на этикете. Все должны вести себя безукоризненно. И если к мужчинам он предъявляет гораздо меньше требований, то женщины клана должны быть идеальны во всём. Особенно его дочери. А всё потому, что это расходный инструмент.
— Налаживание династических связей? — предположил я самое очевидное.
— Именно, — подтвердила она, — но, по сути, просто продажа в очередное рабство к таким же чокнутым ублюдкам, как и он. С другими он родниться не будет.
Я сделал очередной глоток из кружки с кофе и спокойно подытожил:
— Значит, война.
* * *
Разумеется, ни о каком возвращении Лифэнь в её квартиру не могло быть и речи.
И я сразу же повёз её в конюшню, где мы продолжили разговор.
Только на этот раз не выясняли прошлое, а уже полноценно готовились к войне. В том, что она будет, никто не сомневался.
Даже сама Лифэнь после моего объяснения не заикалась о том, что ей надо куда-то убежать или вообще сдаться Мао. Последний раз эта дурацкая идея проскользнула у неё во время разговора в кофейне, когда она плакала и снова говорила, что не хочет, чтобы нас всех перебили.
Но теперь она, кажется, смирилась и даже настроилась сражаться.
Так что теперь, большую часть наших разговоров занимали рассказы про боевые приёмы Мао.
— Достигнув определённого уровня сил и статуса в клане, Мао проводят секретный ритуал, — пояснила она, — во время которого одарённый обретает власть над особым духом, который становится кем-то вроде его фамильяра. Или не обретает… и это значит, что ни один из духов не признал его достойным. Так что это главный страх всех Мао. Никто не хочет всю оставшуюся жизнь провести в позоре.
Далее я выяснил, что духи, служащие их роду, очень разнообразны. Практически также, как одарённые люди. Они владеют разными стихиями и трюками, так что подготовиться к чему-то одному не получится.
Также некоторые из них бестелесны и навредить им, даже временно вывести из строя, практически невозможно.
Но есть и хорошая новость, после того как хозяин духа умрёт, сам дух уходит на перерождение и, соответственно, покидает бой.
Кроме того, ни один дух не может находиться слишком уж далеко от владельца, так что опасности, что нас просто завалят неуязвимыми существами нет.
Их призыватели будут где-то поблизости.
— Но на самом деле, бестелесные духи чаще всего всё-таки имеют какую-то слабость. Обычно, стихийную, — дополнила Лифэнь.
— То есть, кого-то можно убить только огнём, а другого молнией?
— Ну да, — подтвердила она, — вот только на них не написано, к чему у них нет сопротивления. Так что получить такую информацию можно либо длительной
