икре, был положен на стол, он тут же поднят другим человеком. Тимур приставил острие к ее шее. Я вскрикнула, видя из-за Сашиного плеча, как вылупляются сестрицыны светло-серые глаза — точно такие же, как у меня. Цвет новогоднего инея на оконном стекле. Несмотря на то, что я физически стояла на пороге кухни, в безопасности, я ощущала себя там, на диване, на месте сестры. Если ее лицо — это мое лицо, то и испуг, который оно выражает, — это мой испуг. Пухлые розовые губы, приоткрытые в оборванной попытке закричать, — это мои губы. Именно поэтому я вскрикнула, когда она не смогла. Я кричала за нее.
— Так я и думал, что они не просто так приперлись! Вспомнила-таки, да? — обратился он к Элле.
— Тим, что ты делаешь?! — очнулся Сашка, на которого я так надеялась. — Положи нож!
— Пусть они обе уйдут, тогда я положу!
М-да, пред лицом опасности справедливого наказания, логика Тимуру изменила. Ну как она уйдет, если он ее держит как раз таки ножом?
— Может, и мне уйти? Это моя квартира, вообще-то!
— Вообще-то твоих родителей. Но ты подумай, на чьей ты стороне. Я не тороплю.
— Урод! — наконец-то выкрикнула Элла.
Мое сердце сжалось, когда я увидела красное на лезвии ножа. Когда он успел ее порезать? Но нет, я от стресса тоже туго соображала, как и преступник. На ноже — икра. Пока еще…
— Как ты мог, Тим?! — возмущался тем временем Саша. — Я тебя знаю всю жизнь! Как ты мог ее убить? Зачем?!
— Никого я не убивал! Не хотел… Я…
— Опусти нож, и мы поговорим спокойно… — Саша сделал шаг вперед. Напрасно.
— Отойди! — Тим занервничал сильнее и нажал лезвием на кожу Эллы. Теперь кончик ножа обагрился ее кровью, а она закричала.
— Отойди, отойди, — умоляла я сзади.
Саша послушался и сделал шаг назад.
— Они… Это все они! Первая не смогла тебя охомутать, зато смогла вторая. И ты отвернулся от меня! Предатель!
— Я пока не предатель. Я просто хочу знать, что произошло. А дальше я уже разберусь, — спокойно говорил Саша. Отлично. Не надо его еще больше раздражать. Бельский выбрал правильный тон, как мне казалось.
Однако…
— Я не верю тебе!
— Слышь, бро, — взял Саша другой тон, — я винил себя в ее смерти три гребаных месяца! Я плакался тебе в жилетку, и ты, козел, кивал и успокаивал. А при этом знал, что я ни в чем не виноват! Так что это ты меня предал! И я имею права знать, что там случилось на берегу!
— Хорошо, я услышал тебя, но я же не мог тебе сказать, пойми!
— За что ты ее убил?
— Я не хотел… Я не знал, что мне делать… — Тимур таял на глазах, словно снежинка в руке, он нервно лохматил волосы левой рукой, а нож все дальше и дальше отклонялся от Элькиной шеи. Слава богу. Главное, чтобы сестра, почувствовав свободу, не рванула от него. Предсказать поведение Тима в данной ситуации невозможно. — Она бегала за тобой. У меня не было шансов. Но ты же знаешь, что она мне нравилась…
— Я знаю, что ты ее хотел, это немного другое…
— Не важно. Мне она не дала! Она в тебя влюблена была! А тут я гуляю и вижу, что мужик с нее слезает! То есть я сначала не знал, кто там, я слышал, кто-то трахается в кустах, я и решил подсмотреть. Но еще до того, как я подполз к кустам, этот боров вылез оттуда… И бежать. А я влез. А там Наташка лежит. В белом платье. Бухая. В отключке. И я…
— О боже, — простонала я в ужасе, понимая, что услышу.
— Ты что, изнасиловал ее? — понял и Саша. — Ты понимаешь, что несчастную девочку изнасиловали дважды за один час?!
— Но я не знал этого!
— Она лежала в отключке, Тим? Ты что, не понял?
— Откуда я знал? Я думал, она после секса отключилась. Тем более выпила до этого, сам видел. Ну уснула довольная, понял? Значит, мне молодому и не уроду какому-то, не давала. А я из хорошей семьи. У меня будущее! Я в Америке жить буду!! — заорал он внезапно. Будто убеждал сам себя. — А этот… жирный старый урод! И ему она дала. Ну потому что он дружил с Павлецким! Да, знаю, мы выяснили, что это липа, но я-то этого не знал тогда. Ну, думаю, чем я хуже? И я пристроился. А она очнулась в конце. И как заорет. Я, мол, девственница, себя до свадьбы берега, я тебя засажу на много лет! Капец… Ну вранье же. Я говорю, только что слез с тебя мужик! А потом понимаю, что что-то не то… Я ведь тоже пригубил коньячку тогда. Соображал не очень. А она брыкаться начала. Встала и побежала…
— И что ты сделал? — с замирающим сердцем спросила я, ожидая услышать, как он гнался за ней с булыжником в руке или еще каким оружием.
— Ничего! Я только думал, что же делать, хотел ей денег предложить, как она упала. Видать, не до конца очухалась. Она ж не бухала никогда. А тут алкоголь и плюс этот чай с амфетаминами. Вот и вырубалась постоянно. Ну а я… Я понял, что мне конец. Того-то мужика она не запомнила и не знает, что насиловал. А я — вот он. Сажай — не хочу.
— Нашли бы следы разных мужчин, если бы она вовремя обратилась и душ не приняла, — сообщил Саша.
— Но мне-то что, если и мои следы, как ты скажешь, там были! Тем более если он презик использовал… А я-то нет! Короче, скинул я ее в воду. Это все недоразумение, Санек! Я не хотел ее убивать.
— Да, ты просто хотел ее трахнуть…
Воцарилась тишина. Сашины слова эхом отзывались у меня в голове. Какой ужас. На что способны мужики, ведомые похотью. Вот так и поверишь в бесов, которые подселяются в людей и заставляют их делать страшные вещи, погружая в море соблазнов и отдавая в плен животным инстинктам.
— Я понял по твоему тону, что ты не на моей стороне, — заговорил Тимур. — Но мне все равно. Я на днях уезжаю.
— Никуда ты не поедешь! — запищала Элка. Сидела бы молчала, пока ее не прирезали! — Тебе Америку в тюряге устроят. Только там она называется Пендосия, понял?
Тим отбросил нож и приложил Эллу лбом о столешницу. Да так сильно, что она потеряла сознание, а все бокалы перевернулись, и содержимое растеклось по светлой поверхности.
— Не трогай ее… —
