Очевидно, это он.
— Неужели?
Джоуи бросил на меня понимающий взгляд. — Прочти это гребаное сообщение, Шэннон.
С бешено колотящимся сердцем я нажала на сообщение.
Чертовски, блядь, сильно. x
— Ты прав. — Я прерывисто вздохнула. — Это он.
— Я же тебе говорил, — ответил Джоуи. — Он не убегает от тебя, Шэн.
— А ты? — Спросила я, глядя на своего брата. — Убегаешь от Ифы?
Чувство вины затуманило его глаза, но он ничего не ответил.
И так же, как ранее с Тадхгом, молчание Джоуи говорило о многом.
24
НАПРЯГИ СВОИ ЯЙЦА
ДЖОННИ
— Сними штаны.
Три слова, которые я слышал за последние несколько месяцев больше, чем хотел бы запомнить. Соскользнув с кровати, я сбросил обувь, а затем расстегнул ширинку своих серых школьных брюк, прежде чем стянуть их вниз.
— И нижнее белье тоже.
Тикая челюстью, я сделал, как мне сказали, и снял свои спортивные штаны, пока не встал посреди комнаты с голыми яйцами.
— Замечательно, Джонни, — сказала доктор Квирк, повыше водружая очки на нос. — А теперь, пожалуйста, забирайся обратно на кровать и ляг на спину.
Убедившись в своем достоинстве у двери, я проглотил стон и плюхнулся на кровать.
На мгновение я задумался, не закрыть ли лицо, пока все не закончится, но быстро передумал. Если они там возились, мне нужно было посмотреть, что происходит, черт возьми.
— Очень мило, — сказал добрый доктор, и я предположил, что это неплохое дополнение, но это был комплимент, сделанный мне шестидесятилетней женщиной, когда она сжимала мои яйца руками, обтянутыми перчатками, так что я отчасти возразил. — Оба набора швов рассосались, и все, кажется, прекрасно заживает.
Прекрасно?
Я фыркнул, потому что, черт возьми, как я мог не сделать этого? Учитывая мои нынешние обстоятельства, это был либо смех, либо гребаные слезы. Пожилая дама ощупывала мой мочевой пузырь, и еще две не менее древние медсестры стояли надо мной, ободряюще улыбаясь. Одна из них даже показала мне поднятый большой палец.
Иисус.
Я был в проклятой сумеречной зоне.
Когда врач велела мне перевернуться на бок и подтянуть ноги кверху, я действительно закрыл глаза, прекрасно понимая, что сейчас произойдет, а также зная, что есть большая вероятность, что я никогда больше не обрету свое достоинство.
— Все выглядит позитивно, — сказала доктор Квирк, когда я был полностью одет и сел в кресло напротив нее. — Но я должна спросить.. — Сняв очки, она бесцельно повертела их в руках. — Зачем тебе так рисковать собой, Джонни?
Я пожал плечами, чувствуя себя неловко. — Я не знаю. — Я боялся потерять свое место — быть уволенным. Я видел, как это случалось с бесчисленным количеством игроков с тех пор, как поступил в Академию в пятнадцать лет. Я знал, что случилось с ребятами, у которых не совсем получилось, и я видел, что случилось с ребятами, у которых получилось сделать это, но они были сокращены из-за травм. Это было отстойно, и я из кожи вон лез, чтобы никогда не стать одним из них. Именно поэтому я пытался играть не травмированного. Я отчаянно хотел произвести впечатление, оставаться актуальным и быть в центре их внимания. Мысль о том, что какой-нибудь молодой, невредимый, свежеиспеченный ублюдок придет и займет мое место, не давала мне спать допоздна. — Я не думал, — наконец ответил я. — Я только что сделал это.
— Что ж, — вздохнула она. — Я рекомендую еще семь дней пользоваться одним костылем, а не двумя, и воздерживаться от вождения по крайней мере еще неделю.
— А тренировки? — Я спросил, зная, что это маловероятно. — В чем дело?
— Хм. — Опустив взгляд на записи на своем столе, доктор Квирк пролистала несколько страниц, каждые несколько минут прищелкивая языком. — Сеансы физиотерапии, которые ты посещал, — задумчиво произнесла она, изучая одну конкретную страницу в моем личном деле. — Ты отработал целую неделю, да? Как у них дела?
— Непродуктивно, — выпалил я, сжав челюсти. — Я могу сделать больше, я готов к большему, но они не давят на меня.
— И ты плавал через день? — она продолжила, игнорируя мой ответ. — В бассейне для гидротерапии?
— Да, — ответил я, барабаня пальцами по подлокотнику. — Но мне нужно больше.
— Тебе нужно восстанавливаться медленно, — поправила она. — Медленный и устойчивый выигрывает гонку. — Взяв ручку, она что-то нацарапала в моих записях. — Обезболивающее?
— Ненужно, — выдавил я. — Я в порядке.
— Понятно, — ответила она, хотя было ясно, что она ни черта не поняла. — И ты делал растяжку и домашние упражнения? Вы следовали рекомендациям?
Расстроенный, я резко выдохнул и попробовал другой подход. — Послушайте, док, я собираюсь быть с вами откровенным. Летом у меня важная международная кампания, к которой мне нужно подготовиться. Я делаю все, о чем вы меня просите. Я прошел физиотерапию. Я отдохнул. Я сделал все, что требовалось, так что мне просто нужно, чтобы ты немного расслабила меня. Я здоров, я силен… — поставив локти на стол, я наклонился вперед и взглядом умолял ее сжалиться надо мной. — и я не могу ждать еще месяц, чтобы вернуться на поле.
— Ты понимаешь, насколько тяжелой была операция на нижней части тела, которую ты перенес? — спросила она, моргая в ответ сквозь очки в черной оправе. — Вашему телу нужно время для восстановления. Вашим мышцам и сухожилиям нужно время…
— Тогда дайте мне еще две недели и позволь мне вернуться, — перебил я. — Я могу это сделать. Я могу подождать еще две недели, но вы должны помочь мне здесь. Мне нужно вернуться на поле, Док…
— Джонни, ты меня не слушаешь, — резко вмешалась доктор. — Ты восстанавливаешься после двух операций, в двух разных областях твоей анатомии. Тебе нужно набраться терпения.
— У меня нет времени набираться терпения, — выпалил я в ответ, стиснув зубы. — Какую часть этого никто не понимает?
— Я понимаю, что тебе не терпится вернуться к игре, но тебе нужно соблюдать осторожность…
— Он знает, доктор, — крикнул мой отец, сидевший на стуле в углу комнаты. — Терпение — это добродетель. — Оторвав взгляд от стопки бумаг, которые он просматривал, он перевел взгляд на меня. — Не так ли, Джонни?
Я сердито посмотрела на отца, показывая глазами, как мало меня волнуют добродетели. Я был в отвратительном настроении и не в форме для его утренних подшучиваний. Он знал это и все еще подначивал меня. Прелестно.
— Следите за программой, — сказала доктор Квирк, понимающе улыбаясь мне. — И ты очень скоро вернешься на поле.
— Это обнадеживает, — проворчал я. — Потому что у меня нет времени.
— Еще четыре недели, — задумчиво произнесла она. — Это ничто в общем плане вещей.
— Ничего, кроме моего
