Иванов вышел из чащи с таким торжествующим видом, словно он только что штурмом взял вражеское укрепление.
— Быстренько в село за хлебом! — весело и строго сказал майор. — Не одной любовью жив человек.
Поручик вскочил на коня и тут же исчез.
На полянке показались веселый и счастливый подпоручик Агаров под руку с мадемуазель Надеждой, свояченицей начальника хозяйственной части полка. Она сияла, как восходящее солнце, он был слегка смущен.
— Что бы это значило? — вполголоса спрашивали некоторые офицеры.
Жена начальника хозяйственной части едва не задохнулась от радости. Подойдя к компании, Агаров торжественно произнес:
— Господа, позвольте представить вам мою невесту!..
— Браво!..
— Ура!..
— Да здравствуют невесты! — дружно крикнула компания.
Офицеры принялись качать жениха; барышни так стремительно кинулись целовать Надежду, будто собирались искусать ее.
«Неужели и нам на этом пикнике не улыбнется счастье?» — спрашивали горящие глазки.
Командир полка снисходительной улыбкой благословил своего подчиненного.
— Немного поспешили, подпоручик, немного поспешили, — заметил он, продолжая улыбаться.
Надежда так взглянула на него, что подполковник прикусил язык и умолк.
— Я вам покажу, как гулять по лесочкам! — сказал Агарову командир батальона. — Садитесь-ка теперь на коня и марш в другое село за хлебом! Кто первым из вас вернется, того и обвенчаем, вечеринка за мой счет.
Надежда нахмурилась, но вся компания шумно поддержала майора, и подпоручик поспешил к коновязи.
— Пусть хотя бы поцелует невесту на прощанье! — крикнул какой-то весельчак.
Надежда покраснела как рак; ей еще не приходилось целоваться на людях.
— Нельзя, нельзя, такие дела без попа не делают, — строго сказал майор, и жених исчез за рощицей, обуреваемый светлыми мечтами о будущем.
Нежные взгляды, легкое пожатие руки, розовое платье — перед ним открылись двери в рай, и он зажмурился в предвкушении счастья. Никаких мыслей в голове, никаких сомнений. В глазах все время мелькала миниатюрная ножка невесты, и воображение работало вовсю, не позволяя ни одной мысли ни секунды продержаться в сознании. Да и надо сказать: сегодня он напился так, как давно не напивался.
Через полчаса вернулся поручик Иванов. Он был взбешен и громко ругался.
— Представьте себе, эти мужики твердят, будто у них нет хлеба для продажи!
— Что за безобразие! — воскликнул недовольный командир полка.
— Предлагал им по леву за килограмм, а они будто не слышат. Затвердили свое: «Нету и нету»… И находятся люди, которые всюду кричат, что мужик, мол, беден. Беден, а по леву за килограмм не берет. Устроить бы им хорошую экзекуцию, чтоб запомнили!.. И такая грязища кругом, — продолжал он, — противно даже подойти к ним… Живут как свиньи… дети сопливые…
— Фи! — фыркнула жена командира полка, за ней жена доктора и, наконец, остальные дамы.
— У самых дверей дети…
— Довольно, довольно, довольно! — замахала ручками майорша. — Я скорее умру от голода, чем соглашусь есть их хлеб… Фи!..
— Кто ж так действует! — вмешался молодой капитан. — Предлагаешь деньги там, где надо опираться на власть и авторитет. Дайте мне десять солдат, и я все село сюда пригоню. С этими скотами надо объясняться не словами, а кулаками.
— Очень уж вы храбры, господин капитан, — сказал Каридов, самый молодой подпоручик в полку, один из тех, кто стал офицером вопреки своим убеждениям, как некоторые помимо своей воли становятся жандармами. — Слишком храбры! Почему бы вам не попросить хотя бы две-три роты? Жаль, что в мирное время не дают орденов за храбрость.
Капитан сдвинул брови, но не огрызнулся — видимо, он был недостаточно пьян.
— А все-таки, — вмешался начальник хозяйственной части, посматривая на командира полка, — придется посылать за хлебом в город.
Командир кивнул головой, и через несколько минут повозка помчалась в столицу.
В ожидании хлеба стали расстилать ковры, готовясь к обеду.
Жена подполковника принесла из экипажа складной стул, чем еще больше взбесила докторшу и жен батальонных командиров.
— Можно подумать, что и мы не могли бы захватить такие же стулья, — судачили они. — Ну, к чему это?.. Лишь бы показать себя!
— Чтоб я еще раз поехала на пикник с этой женщиной, да я лучше… — шипела докторша.
— Вы только взгляните на жену Драганова: опять в заплатанных ботинках… И чего они сюда притащились!
— Нет, как хотите, а это разврат: уединились в лесочке и возвращаются женихом и невестой! Что могут подумать люди?!
— Скандал! И так ведет себя шестнадцатилетняя девчонка. Что же с ней станет потом?
— Кому это шестнадцать лет? — взвизгнула полная капитанша. — Ведь она окончила гимназию вместе с Тинкой! Значит, десятого августа ей исполнится девятнадцать лет, хотя еще два года назад десятого августа ей стукнуло двадцать.
— Ты заметила, как он раскраснелся? А ведь вовсе уж не так жарко!
— Мы не так выходили замуж, — язвительно заметила докторша.
Тем временем Агаров въезжал в другое село. Его поразила необыкновенная тишина, особенно после шумной компании, оставшейся в роще.
Первый, кого он повстречал, был деревенский парень лет восемнадцати.
— Добрый день, — поздоровался подпоручик.
— Добро пожаловать, — ответил парень, — да только за чем?
— Мне нужен хлеб.
— Хлеб? — с удивлением переспросил парень. — Неужто и у вас хлеба нет? Ведь ты офицер?
— Да.
— Как же так? Нешто в городе не стало хлеба?
— Мы просто забыли захватить его.
— Ага!.. Ты не с теми ли, что лес портят?
Агаров сообразил, на что намекает парень, и как можно небрежнее ответил:
— Пустяки, заплатим за все.
— Заплатите!.. Кто кому заплатит?!
— Вам. Потом разберемся…
— Так ведь эта роща уже не наша.
— Чья же?
— Дьявол ее знает! И
