Никита скинул рюкзак и скрылся в зарослях. Она присела на камень и стянула сапоги, чтобы отдохнули ноги. Вскоре вернулся Никита и с сомнением поглядел на нее.
— Мостик есть, но хлипкий. Придется рискнуть.
Она пошла за ним по тропке, и оказались на высоком бережку. Посереди русла торчали сваи, к ним были перекинуты два бревна, и такие же вели на другой берег. Речка тут была уже, зато течение быстрее, вода так и бурлила у свай. Никита достал нож, подрубил две березки и сделал шесты — себе и ей.
— Используй как балансир, — сказал он. — Смотри.
Взял шест посередине и, покачивая им, легко перешел на другой берег. Тина вздохнула и пошла следом. От быстрого течения сразу закружилась голова, так что старалась не смотреть вниз. Но до середины мостика добралась, ступила на следующие бревна, и тут поскользнулась.
— Ай! — вскрикнула она, пытаясь опереться шестом о речное дно. Но тут оказалось неожиданно глубоко, она ухнула вслед за шестом и оказалась в воде. От неожиданности и ледяного холода перехватило дыхание, она забарахталась и ушла под воду. Одна лямка рюкзака сползла с плеча, скинула и вторую, чтобы освободить руку. Попыталась плыть, а течение тащило ее вдоль берега.
Хватайся за шест! — кричал Никита, ломясь сквозь кусты и протягивая ей шест. Со второй попытки сумела ухватиться за скользкий конец, и Никита с силой потащил ее из воды. Вылетела на берег, как какая-нибудь рыба, насквозь промокшая и отплевываясь.
— Эх, — сказал Никита, помогая ей встать. — У нас-то были специальные тренировки для вестибулярного аппарата, а про тебя я не подумал. Раздевайся и растирай все тело, вон место поровнее.
Он распотрошил свой рюкзак и кинул ей сухой свитер. Пока она, стуча зубами, раздевалась, отвернулся и пошел ломать ветки и небольшие деревца. Как будет разжигать, ведь получится долго? Но Никита уложил все плотнее и достал свой диковинный «фен». Слепящая вспышка, и дрова занялись ярким пламенем. Никита, стараясь не поворачиваться к ней лицом, протянул фланелевую рубашку.
— Накинь и подходи ближе, грейся.
Она надела рубашку — хорошо, что длинная, и подошла к костру. Наконец-то тепло! Постепенно перестали стучать зубы, а Никита выложил из рюкзака термобелье и стал развешивать ее мокрую одежду на шестах.
— С-спасибо, — сказала она. — Ловко у тебя все получается.
— Ну, не очень. Из-за меня вот искупалась. И твой рюкзак утонул. Хотя скорее уплыл, он легкий, с палаткой. Сбегаю посмотрю, может где застрял.
Он ушел, а она стала натягивать термобелье. Потом вылила воду из сапог и поставила подсушиться. Какая она неуклюжая! Но теперь стало сносно: костер уютно потрескивал, а лес перестал казаться враждебным. Вернулся озабоченный Никита.
— Не нашел. Течение могло унести далеко. Ничего, обойдемся. Продукты в моем рюкзаке, а на ночь разведем костер.
Вечерело, когда снова тронулись в путь. Небо посинело, а на горы впереди лег красноватый свет. Никита глядел по сторонам, и несколько раз уходил в лес. Когда вернулся в очередной раз, сказал:
— Нашел удобное место: сухостой и вода рядом. Заночуем.
Ушли в лесной сумрак и вскоре оказались на поляне. Ее покрывал мох, снизу доносилось журчание ручья, а вокруг стояли деревья. Никита первым делом натаскал дров для костра, потом занялся устройством навеса из сломанных березок и лапника. Она сходила к ручью (тот весело бежал среди обомшелых камней) и набрала воды. Котелки тоже оказались в рюкзаке Данилы, он набрал себе самое тяжелое. Костер пока не разводил, доделывая навес, и она просто стояла.
Солнце скрылось за лесом, на поляне стали сгущаться сумерки, и на мох будто пролился мягкий голубой свет. Точно волшебное голубое озеро лежало среди деревьев, но сумрак вокруг сгущался, и голубое переходило в синее, а потом в темно-синее. Сзади вытянулся яркий язык пламени, и волшебство пропало — Никита разжег костер перед навесом.
— Для постелей наберем побольше мха. — сказал он. — А мой спальный мешок разделим на два одеяла, будет чем накрыться.
Вскипела вода в котелках, развели концентраты, заварили чай. Поужинав, натаскали еще мха и стали устраиваться на ночлег. В костер Никита положил ветки потолще.
— Жаль, нечем напилить сухостоя, — сказал он. — Так до утра не хватит.
Но пока было тепло, а на мху мягко. Ее быстро разморило, заснула…
Проснулась от холода. Хотела встать, подвигаться — и замерла. В костре горели красные угли, а в небе сияла почти полная луна. Волшебное голубое озеро вернулось: поляна была залита голубым лунным молоком, и ее сторожили грозные черные ели. Красота была почти нестерпимой, и сладкая тоска пронизала сердце.
Рядом заворочался Никита.
— Бр-р, — сказал он, — холодно. Подкину еще дров.
— Подожди, — сказала она. Не только тоска на сердце, еще чего-то томительно хочется… Вот оно! Слишком одинока луна в черном небе. Слишком одиноки деревья — каждое застыло в вечной неподвижности. Слишком одинока она, Тина, оторванная от родителей, бежавшая из приюта, лишенная и новой обители. Она не хочет быть такой одинокой! Но это можно поправить…
Она откинула одеяло, повернулась и обняла Никиту.
— Ты что? — спросил он.
— Я тебе не противна? — Не должна бы, не раз ловила на себе его взгляды. И когда вытиралась после вынужденного купания, отвернулся слишком поспешно.
— Нет. Ты мне нравишься. Но наставник поручил заботиться о тебе.
— Вот и позаботься. Ты не видишь, как мне одиноко? У тебя были товарищи на корабле, друзья в обители. А у меня — никого…
Что она несет? Но оторваться от Никиты уже невозможно, от него исходит тепло и умиротворение. Вот и он обнял ее, прижал крепче. Какая твердая, надежная грудь. Они лежали молча, будто погружаясь в голубое лунное молоко. Но тут Никита слегка отстранился.
— Извини, Тина. Я не могу так долго лежать. Я мужчина, и ты меня прямо разожгла.
Приятно слышать. Интересно бы и потрогать, насколько разожгла, но вдруг смутит его…
— В чем же дело? Я не девственница, и у меня прививка от беременности. Делай со мной, что тебе хочется.
Все-таки страшновато, слишком хорошо помнится, что с ней сделали в приюте. Но если хочешь удержать мужчину, другого пути нет…
Однако оказалось не так уж плохо. Приятная тяжесть мужского тела на ней. Приятное чувство наполненности внутри. Приятное вздрагивание тела. Под конец она даже сладко потянулась.
— Ну как, — спросила она, когда Никита отдышался. — Лучше, чем с инопланетянками?
— С тобой лучше. Все как-то… соразмернее.
Она чуть не фыркнула, ответ на свой невысказанный вопрос все-таки получила. Потом Никита встал, подкинул еще дров. Яркое пламя заставило отступить сумрак, сделав мир обыденнее. Все же чувство необычности не отступало: они заснули в обнимку, совершенно новое ощущение.
