сомневался. Он знал, что будет.
Подойдя сзади, Док скальпелем вспорол сорочку на его спине, а затем быстрыми движениями сделал четыре надреза, словно начертив квадрат.
– Это все? – с облегчением подумал Асмер и тут же понял, что ошибся.
Док, залившись диким смехом ухватился за угол вырезанного квадрата щипцами, и медленно, наслаждаясь процессом, потянул его вниз, сдирая кожу, не забывая каждую секунду приговаривать:
– Кричи, кричи. Не хочешь? Кожи много.
Раздался звук похожий на звук рвущейся ткани. Спину Асмера будто подожгло огнем. Вспышка боли. Крик. Темнота.
***
– Что-то ты перестарался, – раздался холодный голос.
– Это он какой-то слабоватый.
– Да ну? А хоть раз было такое, чтобы хоть кто-то не вырубался?
– Бывало, – человек с изуродованным лицом пожал плечами. – Разве ты не помнишь?
– Не понимаю, о чем ты.
– Это не страшно. Так и должно быть.
***
Громкий всплеск и леденящая влага окатившее лицо.
Асмер попытался протереть мокрое лицо руками, но они не двигались. Он совсем забыл, что они привязаны ремнями к креслу.
Руки ныли, скуля от боли, а белые бинты, обмотавшие пальцы, были пропитаны темной багровой жидкостью.
Асмер до сих пор чувствовал входящие в плоть пальцев иглы, ощущал обжигающую спину боль. Но он держался. Скрипел зубами, сжимая челюсти, чтобы не кричать.
Напротив него сидел тот самый человек с металлическим голосом. Он сидел на таком же, как у Асмера, стуле, только его руки и ноги не были скованны. Его застывшее, словно восковая маска, лицо не выражало ничего. Никаких эмоций, лишь пронзительный, проникающий в самую глубь, взгляд, сверлящий Асмера.
Он просто смотрел, терпеливо ожидая, пока Асмер окончательно придет в себя, но тот все никак не мог открыть слипшееся веки. Для него это было невероятно трудно, казалось, он падал куда-то вниз во тьму и держался лишь одной рукой, ухватившись за из ниоткуда взявшийся уступ на стене бездонного черного колодца. Рука медленно соскальзывала по гладкому и мокрому камню, пока Асмер не повис на кончиках онемевших пальцев. Для него было странно, но он желал упасть, туда в пропасть, где нет ни боли не страданий, лишь тихий и спокойный сон. Асмер был готов уже разжать пальцы и броситься в пропасть, но что-то его остановило. Кто-то схватил его за руку и поднял вверх, к зияющему где-то наверху свету, обозначающему выход из колодца. И он позволил потащить себя.
Асмер вынырнул из колодца, тяжело дыша. Он видел перед собой мутную, зыбкую тень, поднявшую руки, увлекая взгляд Асмера. Перед глазами все-еще было темно, но боль исчезла. Его сознание будто не могло вернуться в тело: витало где-то во тьме. Асмер пытался ухватиться за реальность, но уставшее тело отторгало его, а пальцы едва держались за скользкий уступ.
– Давай просыпайся, – услышал он откуда-то издалека недовольный голос, – я еще с тобой не закончил.
– Проснись, – Асмер почуствовал сильный удар по лицу, но боли не ощутил. Его пальцы начали разжиматься.
Держаться за реальность было все труднее, но даже отсюда он чувствовал, как доктор злиться, как его наполняет ярость. И Асмеру это нравилось.
– ПРОСЫПАЙСЯ, – проорал доктор, выпятив глаза.
Его рука в белой перчатке после замаха врезалась в лицо Асмера.
Тот лишь невольно улыбнулся и упал во тьму.
***
Что-то ужалило предплечье.
Асмер открыл глаза. Теперь он смотрел в потолок, а его тело лежало на кушетке, все так же скованное ремнями. Боли в пальцах уже практически не было, словно он привык к ней, как привыкает охотник, ждущий добычу в кустах, к жужжанию надоедливой мошкары.
Асмер лежал, слушая тихое позвякивание справа, но повернуть голову и посмотреть, что там происходит, не мог. Теперь и голова его была надежно закреплена ремнями.
Позвякивание изредка разбавлялось еле слышимым бормотанием, сильно похожим не песню, правда, какую-то донельзя отвратительную, с омерзительными горловыми звуками, но, по всей видимости, довольно веселую, по крайней мере, для ее автора, который каждые несколько минут прерывался, заливаясь громким смехом. Асмер узнал его, узнал этот голос. Это был тот самый доктор с изуродованным лицом.
Позвякивание прекратилось.
– О, смотрю, ты проснулся, Асми. Ты такой наивный глупыш. Думал, можешь просто проваляться в обмороке? Неееет, я так просто тебя не отпущу, слишком сильно мне понравилось с тобой развлекаться, – над ухом раздался шепот. От этого шепота по телу Асмера пошли мурашки. – Сначала ты должен испытать боль. Она очистит тебя и приготовит твой разум и тело. А потом ты умрешь и великий войдет в тебя.
Доктор обошел кушетку, встал справа и, разорвав окончательно сорочку, оголил живот и грудь Асмера. В его руке сверкнул блестящий предмет, и Асмер почувствовал, как что-то обожгло живот чуть ниже пупка. Блестящий предмет оказался ножом, с широким и острым лезвием, и теперь его рукоятка торчала у Асмера из низа живота.
В первые секунды боль практически не чувствовалась, наверное, из-за шока, притупившего ее, но затем она отзвонила канонадой выстрелов, смешанных и игрой миллиарда барабанов. Асмер хотел крикнуть, но из его рта, наполняющегося кровью, раздался глухой стон.
– Ахахаа. Ну как тебе? – док явно был очень доволен. – Но это еще не все. Стоп… Ты же ничего не видишь… Дай-ка помогу.
Асмер почувствовал, как изголовье кушетки поднимается, открывая ему вид на торчащую из тела рукоятку ножа. Кровь, сочащаяся из раны, постепенно собиралась в небольших углублениях и растекалась по всему телу, а затем медленно выливалась багровым водопадом на пол, падая на него крупными каплями.
Док вернулся на свое место и взялся правой рукой за нож. Лицо его больше не выражало ни капли радости, лишь звериную, голодную жажду. Асмер видел в его глазах безудержное желание, жестокость, что питала его, давала силы жить и существовать. Этот безумный врач был живым воплощением сущности Атифиса, города, в котором каждую неделю, если не каждый день, кто-то умирал ужасной насильственной смертью или пропадал без единого следа. И Асмер видел в его налитых кровью глазах все то, с чем боролся всю свою жизнь.
Он проиграл войну.
Асмер смотрел в потолок, думая о чем-то далеком. Он уже не думал о своей смерти, не думал, что жизнь его оборвется в считанные секунды. Перед его глазами с бешеной скоростью проносились леса, поля и целые долины, покрытые густой, непроглядной растительностью, проносились озера и реки, голубые и глубокие, но кристально чистые, проносились высокие, до самого неба горы с белыми от снега и льда верхушками. Он видел темные пещеры, такие же темные туннели и проходы с колоннами и без.
Рукоятка ножа резко дернулась вверх, увлекая
