Тит? Как будто что-то останавливало его. Я знаю Артема, он профи, каких мало. Ошибиться он не мог. Если был хоть малейший шанс, он бы смог. Но он говорит, что, не смотря на его внешнее согласие взять деньги, что-то не давало ему это сделать, – эмоционально продолжил он.
– Сущность мешала, – с досадой сказал Тит. – А это значит, что колдун действительно очень силен.
– Она что разумная? – спросил ошарашенный Виктор.
– Не совсем, – сделал большой глоток Тит. – Но она чувствовала опасность. Чувствовала и не позволила полковнику подставиться.
– Но нам-то теперь что делать? – последовав примеру домового, залпом выпил бокал медовухи Виктор и зажмурился от удовольствия.
– Думать! Что еще мы можем? – пожал плечами Тит.
– Как думаешь, Анна сможет заставить Шарова самого рассказать все о своих делах, это реально? – с надеждой в голосе спросил Виктор.
Тит, чуть было не сказал нет, не реально. У Марьи это не получилось, а она была опытна и готовилась к этому событию несколько лет. Она и погибла из-за того, что сущность эта блокирует мозг своего донора и пробиться к нему становится невозможно, и поэтому она пошла на такие меры, которые привели ее к гибели. Но Анна, она ведь древняя. Если верить легендам, то древнюю практически невозможно убить. Какой бы ни был сильный колдун, он не сможет с ней совладать. Вопрос в том, сможет ли она совладать с ним, не имея должного опыта. Но пробиться сквозь сущность к полковнику она должна. Слишком уж силы не равны. И если в чем-то у нее опыта не хватает, то дар убеждения у нее появился один из первых. Значит сможет.
– Значит сможет! – повторил Тит вслух.
– Что сможет? Сможет его заставить рассказать? Уверен? – встрепенулся Виктор.
– Сможет! – уверено сказал Тит, подливая Виктору медовухи в опустевший бокал. – Он всего лишь человек. Она справится. Нужно просто выбрать подходящий момент, чтобы его признание было услышано.
– И признания его бывшей жены и подруги придутся кстати, – добавил, сделав большой глоток, Виктор.
– Что за признания?
– Мои люди нашли его бывших, и они говорят, что постоянно подвергались избиениям и насилию со стороны Шарова, – объяснил Виктор.
– Так чего же они столько времени молчали? – возмутился Тит.
– Боялись полковника, – предположил Виктор. – Но мои ребята умеют убеждать. Да к тому же мы сможем обеспечить им безопасность. Так что они готовы дать показания в суде, против него. Причем показания-то мы уже взяли. Они написаны ими собственноручно и датированы более ранним сроком, чем Шаров сам сделает признание. А значит никто не усомнится, что они говорят правду.
– А что, если бы признание было сначала, то усомниться могли? – удивился Тит.
– Ты знаешь, некоторые люди, чтобы получить минуту славы и не такие небылицы придумывают. Но не в нашем случае. Это дело получит широкую огласку, появится куча свидетелей его жестокости, на этом будут пытаться сделать шоу. Не хочу, чтобы был хоть один шанс допустить этот балаган. Все должно быть серьезно.
– Ну, тут я тебе полностью доверяю, ты сам знаешь, как сделать лучше, – кивнул Тит, вновь наполняя бокалы.
Интерлюдия
Позади остался Успенский монастырь, где Гришка Скуратов, по приказу государя, задушил митрополита Филиппа. Марья чувствовала за это свою вину. Она, заключенная в тело великана, почти не противилась его привычкам, а потому, когда небольшой отряд всадников из палаточного лагеря, в пяти верстах от Твери, поскакал в город поозорничать, Ондрюша беспрепятственно присоединился к нему. В городе богатырь сразу поскакал в торговые ряды и выломав несколько дверей в лавчонках принялся за многочисленные лакомства, чтобы отъесться. Только вернувшись в лагерь Марья поняла какую допустила ошибку. Она почувствовала, что пока позволяла великану развлекаться, в лагерь наведывался колдун. Марья чувствовала его близкое присутствие. Точнее, она понимала, что колдун был в лагере, но снова уехал. И только на следующий день, узнав о «важной миссии» Григория Скуратова, Марья узнала для чего был этот визит.
Чернеют сожженные села и деревеньки, лежащие близ Твери. Осталась позади изувеченная Тверь, где трое суток бесчинствовали опричники. Множество домов с изрубленным нутром стояло, распахнув ставни и двери и выстывало, тщетно ожидая возвращения хозяев. Колокольни, трезвонящие о приходе государя, сменили «Благовестники» на жалобщиков, что своими стонами и страхами раздражали разбушевавшееся войско. Литовцев в Твери отделали без остатку. Бояр и ремесленников казнили вместе с женами и детьми.
Несколько дней зимняя стужа вымещала свою злобу на растянувшихся рекой убийц. Ветер задувал их костры, не давая почувствовать тепло и покой. Метель хлестала их по щекам. Мороз скрючивал им руки и норовил сковать ноги. На третий день продирания сквозь снег и встречный ветер, опустошенная и истощенная Марья, обессилев провалилась в забытье, и разбушевавшаяся по ее воле непогода отступила. Мгла начала рассеиваться. Тут и там стали слышны перекрикивания да смешки. Борьба с непогодой вымотала людей, выжала их, а теперь, отступив, дала им надежду.
Только один человек не замечал этой борьбы. Он ехал в санях, укутавшись так, что торчали только бусины глаз. Низко наклонив голову, изредка недобро зыркая из-под кустистых бровей. Погруженный в свои невеселые думы он то и дело возвращался мыслями в события недельной давности. Ему плевать было на всех убитых и замученных людей, но предательство Филиппа, а именно так он расценивал отказ на благословление похода, его приводил в бешенство. Всю дорогу от Твери он прокручивал в голове диалог, который мог бы состояться, разговаривай Иван с ним лично. Иногда, забываясь, он продолжал этот диалог-монолог вслух, но замечая встревоженный взгляд своего верного пса Гришки, замолкал и покаянно прикрывая глаза читал молитвы.
Обеспокоенный состоянием царя, Малюта решил, что нужно его отвлечь от черных дум и зная страсть государя к хищным животным, решил на привале устроить представление с медведем, который следовал в хвосте обоза.
Лагерь становился на ночлег. Яркими светляками взмывали вверх угольки костров. Спешившиеся всадники с удовольствием ставили палатки, разминая затекшее тело. Малюта степенно прохаживаясь довольно оглаживал бороду и подкручивал усы. Зашипел растапливаемый в котелках снег, над лагерем поплыл запах готовящейся еды. Самое время раззадорить аппетит хорошим боем.
– Эй, Ондрюша! – крикнул Скуратов завидев силуэт великана.
Ондрюша обернулся и расплылся в улыбке.
– А что, как думаешь, сдюжишь ты побороть медведя? – подходя и хлопая его по предплечью спросил Скуратов.
– Ото ж! – еще шире осклабился великан, – я давеча быка, промеж рог ударимши, валил.
– А ежели зверюга свирепая, а не ярмарочный мишка будет, сдюжишь? – хитро прищурив глаза вопрошал Малюта.
– Сдюжу! – лихо сдвинув шапку на лоб гоготнул Ондрюша.
– Ох Ондрюша,
