– Женя, прекращай, – прервал мое нытье Акатош. – Если не успокоишься, я успокою тебя сам. Одна искра – и ты будешь тихой и спокойной до самого дома.
Он угрожающе протянул руку с потрескивающими на кончиках пальцев искорками. Пришлось подчиниться и сворачивать слезоразлив.
– Мы поедем верхом. Все нужное в дорогу нам уже собрали. Нужно поторопиться – я хочу закрыть ворота в междумирье как можно быстрее.
Я кивнула.
И спустя три часа я, нарыдавшись, все-таки успокоенная акатошевой искоркой, ехала верхом на выносливой лошадке по песчаным барханам.
И с неожиданной тоской понимала, что часть моего сердца осталась там, в том красивом дворце под палящим солнцем.
Я нашла в себе силы признаться, что, рыдая по друзьям, я оплакивала и расставание с Ирданом Верденом.
Он так и не пришел, когда я уезжала.
И это почему-то меня ранило.
***
Таверна близ Старших болот. Старая, рассохшаяся древесина, размякшее от влаги крыльцо. Кажется, наступишь на него – и провалишься, как в трясину.
С самого утра шел мелкий противный дождь. Чавкала жирная земля под ногами.
Толстый трактирщик сонно зевал, лениво перебирая сизые мелкие ягодки из котелка. Половина ягод шла ему на откуп в рот, другая снисходительно бросалась в почерневшую страшную кастрюлю. Тут же, рядом, умостились две толстозадые служаночки, которые голыми руками могли разделать громадного вепря и соорудить из него приличную закуску.
Дверь в таверну близ Старших болот распахнулась. Двое в дорожных плащах ввалились в темный, пропахший неистребимым запахом кислой капусты и гари гостевой зал с десятком столиков.
Они откинули капюшоны. Девчонка и мужчина. Наметанным глазом трактирщик определил гостей, как случайных залетчиков, и ласково предложил горячего отвара, совершенно не смущаясь тем фактом, что девчонка брезгливо наморщила нос.
– Нам бы дождь переждать, – протянула она, – но мы, пожалуй, пойдем. Извините, если обеспокоили.
Трактирщик крякнул. К таким вежливым фразам он был неприученный.
– В дождь будет сложнее, – сказал мужчина, на что девчонка обреченно кивнула.
Прошла, уселась за столик. Мужчина проследовал за ней.
– У нас без заказа нельзя, – нахохолился трактирщик, но тут же обрадовался, увидев, как мужчина тянется к кошелю.
– Вот, за беспокойство, – сказал он и будто бы невзначай скользнул взглядом по лбу трактирщика. Скривился.
– Все никак не могу привыкнуть, – пожаловался от девчонке, – и как Зар с этим жил вообще?
– Ничего-ничего. Понимать намерения других – очень полезный навык. Я бы не отказалась.
– Серьезно? – спросил мужчина. Трактирщику показалось, что глаза его вспыхнули, словно в них зажглось пламя. Да нет, чушь какая-то. Поди опять испарения болотные наподнимались, теперь вот лезет странь всякая…
– Нет, конечно, – ответила девушка и фыркнула. – Мне и своего хватает, мне чужого не надо.
– Может, все же останешься? – спросил мужчина.
Она мотнула головой, посерьезнела, погрустнела.
Так они и сидели в молчании, думая каждый о своем.
– Кажись, дождь приутих, – сказал трактирщик. Скучные гости, неинтересные. Молчат, не едят, не пьют бражку, даже не целуются. Ну их!
– Благодарствую, – ответила девчонка. Встала, будто нехотя, завернулась в плащ. Оглядела тесный зал таверны, неожиданно внимательно ее разглядывая.
А потом подбежала к выходу, пряча слезы. Мужчина с тяжелым вздохом пошел за ней. Хлопнула, противно заскрипев, дверь в таверну близ Старших болот.
Трактирщик недовольно засопел.
– Натоптали, ишь, – пробурчал он и отправился наверх, в свою комнату. Спать. Чтобы так никогда и не узнать, что за столиком его таверны сидел самый настоящий бог.
***
– Пора?
– Пора.
Акатош улыбнулся. Мне было мучительно прощаться с ним, и я без конца плакала. Я и не знала, что в человеке может помещаться столько слез.
– Передавай Каспаде привет. И Кадме. И Олии передай, – всхлипывала я.
– Даже несмотря на то, что она заноза в заднице? – насмешливо спросил Акатош.
– А нечего мысли мои читать, – обиженно сказала я, вытирая без конца бегущие слезы.
В последние дни, пока мы добирались до Старших болот, меня кидало из огня да в полымя. Мне то жутко хотелось остаться здесь, в этом мире, то до зубного скрежета мечталось оказаться дома – заварить кофе, принять ванну, позвонить друзьям, сходить в бар и напиться.
Акатош без стеснения читал мои мысли и сам, мне кажется, от этого немного свихнулся. По крайней мере, разговаривать со мной он лишний раз не стремился.
– Ты присматривай за всеми тут, – давала я богу последние наставления, – горное королевство не бросай, графа Лода найди, он хороший мужик, страну свою любит. За Заром смотри. И за Ирданом, чтобы опять не натворил чего. За Игором, конечно, тоже – ну, сам там разберешься. И привет ему от меня передавай, и скажи, что я буду скучать.
Акатош кивал. Голубая точка на той самой полянке мерцала уже минут пять, а я все не могла оторваться от Акатоша. Нервно кусала кислую травинку, плакала и гладила акатошево плечо.
– Если ты не уйдешь через минуту, тебе придется остаться здесь, – со вздохом сказал Акатош. – Точка междумирья схлопывается. Решай.
– Да, да, иду.
Я решительно шмыгнула носом, отвернулась от Акатоша и ступила в голубую мерцающую паутинку.
И в этот миг ощутила, как холодный, насквозь промокший вихрь стремительно хватает меня, обнимает, прижимает к себе так, что становится невозможно дышать. Вихрь пахнет травами, солнцем и песком. У вихря глаза песочного цвета. И счастливая до невозможности улыбка.
– Успел, – выдохнул вихрь, закрывая глаза.
А в следующий миг яркая голубая вспышка перенесла нас в мой мир.
***
Когда Ирдан вышел из королевской усыпальницы, наступила ночь. О чем он думал так долго – бог весть, но Мавен он похоронил так, как положено было в его стране. Сам прочитал положенные молитвы, сам задвинул тяжелую крышку саркофага.
Он вышел на улицу, вдыхая полной грудью воздух, пропахший песком. Ощутил, как до рези щиплет глаза.
«Надо найти Зара, вернуться домой», – отстраненно подумал он. Зашел в опустевший дворец, увидел Зара, который о чем-то беседовал с правителем, но ни на секунду не заинтересовался их разговором. Ему попросту было плевать. И на правителя, и на Зара, и на всю страну. Вообще – на все.
Добравшись до королевских винных запасов, Ирдан подхватил пяток бутылок с намерением как следует напиться в каких-нибудь свободных покоях, но и на это сил уже не осталось.
