том пишут.
— Ну а раз так, вы должны понимать, что война дело накладное, и кавалер весьма ограничен в средствах и много серебра на свадьбу дать не сможет.
Сначала Волков не понимал, куда клонит старый поп, но теперь был очень благодарен ему. Очень.
— Конечно, конечно, понимаю, — сразу оживился богач, — я так и вовсе думаю просить господина кавалера не утруждаться, я с радостью готов все расходы по свадьбе взять на себя и думаю дать…, - он на мгновение задумался, — думаю дать десять тысяч.
Ни Волков, ни бургомистр, ни епископ в эти слова сразу не поверили, и бургомистр даже негромко уточнил:
— Десять тысяч талеров чеканки Ребенрее?
— Конечно, — сообщил господин Кёршнер, — хочу, чтобы свадьба моего сына запомнилась. Надеюсь, святой отец, обряд будете проводить вы лично.
— Разумеется, сын мой, разумеется, — заверил его епископ.
«Десять тысяч талеров? Да что это будет за свадьба? На десять тысяч монет можно провести не свадьбу, а следующую летнюю компанию против горцев, и после этого, может, деньги ещё даже и останутся, что же он собирается с ними делать, пригоршнями в голытьбу швырять?».
Волков снова взял кувшин и снова стал наливать вино себе и Кёршнеру, потом встал и сказал:
— Друг мой — надеюсь, отныне я могу так называть вас, учитывая, что вы вошли в моё непростое положение, — протягиваю вам свою руку, отныне можете рассчитывать на меня и мой меч. Выпьем.
Одной рукой хватая кубок, другой руку Волкова, Кёршнер вставал из кресла. По его щекам текли слёзы:
— Ах, как это хорошо, как хорошо, — бормотал он. — Ваша дружба для меня — великая честь. Великая.
Когда он ушёл, и Волков остался с епископом и бургомистром, Волков возьми да и скажи:
— С этой свадьбой, кажется, всё складывается лучше, чем с предыдущей, может, дело и до венца дойдёт. Но вот как город собирается загладить оскорбление, что было нанесено мне?
Бургомистр сразу насупился:
— То предложение было ошибкой. Мы и думать не могли, что герцог будет столь резок по сему поводу.
— Вы не подумали, а из меня на всё графство посмешище сделали. Уж молодой граф от души посмеялся над моим конфузом, и горцы тоже, думаю, позубоскалили. А мне непривычна роль посмешища.
— Ни секунды в том не сомневаюсь, но что же вы хотите в сатисфакцию за сие недоразумение? — нехотя спросил господин Виллегунд.
— Мне нужна дорога, — сразу отвечал кавалер, — от Малена хоть до границ моего удела.
— Об этом уже говорилось, и не раз, — произнёс бургомистр. — Совсем недавно купцы и торговцы железом и свинцом уже заводили речь про неё, просили город разделить с ними траты, но совет отказал. Совет не даст денег на эту дорогу.
— Отчего же? — помрачнев, спросил кавалер.
— Глушь, дичь, безлюдье, — говорил бургомистр.
Но Волков чувствовал, что не безлюдье главная причина.
— От моей пристани, от моих амбаров дорога до города в три раза короче, чем от Хоккенхайма. Неужто совет не знает о том?
Бургомистр помолчал немного и потом сказал:
— Господа из совета не желают в одно прекрасное утро увидеть, как по хорошей дороге с юга к ним идут колонны горцев.
А вот это уже было похоже на правду. Да, конечно, горожане прекрасно помнят, как горцы стояли под их стенами. Дважды стояли, между прочим.
Волкова так и подмывало сказать бургомистру, что он собирается мириться с кантоном, но при отце Теодоре такого говорить было нельзя, старый поп был верным человеком архиепископа Ланна, а тот страстно желал, чтобы война здесь разгоралась, сильнее захватывая всё новые земли. Поэтому он сказал всего лишь:
— Дорога эта будет очень полезна городу.
— Знаю, — отвечал бургомистр. — Поэтому немедля соберу всех купцов и глав гильдий, что были заинтересованы в этой дороге, переговорю с ними и на ближайшем совете лично подниму этот вопрос. Буду уповать на то, что вам нанесено оскорбление, и требовать сатисфакцию в вашу пользу. Может, они меня и послушают. А не захотят строить дорогу, так потребую подарка для вас.
— Что ж, я буду вам признателен, — кавалер сделал многозначительный жест, недвусмысленно дающий понять, в чём будет выражаться его благодарность. — Особенно если вы преуспеете с дорогой.
— Приложу все силы, господин рыцарь, — заверил его господин первый консул города Малена.
И кажется, говорил он вполне себе искренне.
Когда бургомистр откланялся, когда уже и сам кавалер собирался уходить, он спросил у епископа:
— А почему же бургомистр так старается для меня?
— Ах вы наивный рыцарь, — усмехался старый поп, — бургомистр выбран совсем недавно, и выборы ему дались очень нелегко. Следующие выборы он собирается выигрывать благодаря деньгам Кёршнера, да и видимая дружба с вами ему никак не повредит. Тех, кто побеждает, все хотят видеть в своих друзьях. Так что старается он не для вас. Вовсе не для вас. Но дружбу с ним вы всё равно водите, он очень влиятелен сейчас. Да и в делах необыкновенно проворен.
Когда Волков садился в седло, чтобы ехать в трактир за своей свитой, он неожиданно подумал о том, что, может, и неплохо вышло, что брак с Фейлингами расстроился. Что, может, Кёршнеры ему будут много выгоднее Фейлингов. Шутка ли! Десять тысяч монет на свадьбу! Да и с дорогой ещё не всё потеряно, может, дорога ещё будет.
Глава 28
Признаваться в том, что Бригитт была права, он не собирался. Вот ещё, и так много о себе стала думать, карету ей подарил — это уже немало. Но так и было, совет рыжей красавицы был хорошим.
Он совсем не зря ездил в город, и вместо того, чтобы раздуть новую свару, кажется, наживал новых и ценных друзей.
Уже через день с утра приехал посыльный от Кёршнеров и просил узнать, будет ли угодно господам Эшбахтам и девице Урсуле Видль принять Людвига Вольфганга Кёршнера и сопровождающую его мать Клару Кёршнер.
На что был получен благоприятный ответ. Сказано было посыльному, что дом Эшбахтов ждёт уважаемых гостей с большим нетерпением. На что посыльный сообщил, что гости поедут к ним затемно и уже к обеду будут.
Волков звал к себе сестру Терезу и племянниц, чтобы сообщить им о деле. И когда те пришли, мать заплаканная, а девочки перепуганные, кавалер глянул на них и охнул.
У невесты, оказывается, и платья подобающего нет. И у матери её платья хорошего нет, а всё что есть, старо и обтрепалось. То, что кавалер покупал племянницам, то хоть и неплохие платья были, но девочки давно из них выросли. А ко всему
