Барс называл наместника слюнтяем и слабаком, но ведь сам не был до конца уверен, что сможет отдать под нож сотни невинных, чтобы спасти остальных.
Совсем не был уверен.
Наверное, он должен быть благодарен этому слабаку за то, что тот испугался крови на своих руках.
Пошел мелкий снег.
К осине подогнали сани, Гартан посадил в них свою жену, укутал шкурами, привязал к саням своего Грома, а сам взял в руки вожжи.
Барс стоял неподвижно, глядя, как сани исчезли в белой пелене. Фурриас окликнул его, проезжая мимо, но Барс даже не повернул головы — их пути разошлись. Инквизитор хотел все выяснить — пусть выясняет.
А Барсу остается только ехать домой, чтобы вместе с родными принять то, что уготовано Последней Долине. Ни больше ни меньше.
Так Барс и сказал ополченцам. Почти все они были из Семихаток, отправляя Котенка к кентаврам, Барс отослал вместе с ним земляков. Так было надежнее. И не мог он рисковать жизнями односельчан в бессмысленной схватке. А еще — он ведь хотел предать… продать Последнюю Долину императору, а при своих это было бы еще труднее. Стыдно было бы становиться предателем на глазах у брата и соседей.
Из двенадцати выживших ополченцев — десять были из Семихаток, а двое с Дальнего Хутора, братья Тополи, старший Тополь и младший. Но Дальний Хутор был пуст. Братья, вернувшись домой сразу после Третьей Сестры, так и не смогли ни понять, ни выяснить, куда подевались все жители Хутора. Вся их семья.
Так что Тополя тоже ехали в Семихатки. Так решили сами братья.
До родного села Барса было недалеко. Солнца видно не было, но и так было понятно, что уже далеко за полдень. Они успеют приехать в деревню до темноты, надеялся Барс. Если снова не начнется ураган.
Ураган не начался, снег вообще стих, зато поднялся ветер. Налетев со стороны диких земель, ветер бил всадников в лицо, выдувал из-под одежды тепло, жестко, со злобой бросал в лица сухой снег. Приходилось прятать лица в воротники, заслоняться рукавицами или плащами. Все так были поглощены борьбой с ветром и снегом, что не заметили, как с неба исчезли тучи.
Только когда ветер стих, а впереди замерцали огоньки Семихаток, Барс увидел черное звездное небо. И Четырех Сестер.
Барс почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Руки ослабли.
— Сестры, — только и смог выговорить Барс.
— Что — Сестры? — спросил Сирота, посмотрел вверх и вскрикнул от неожиданности.
Сестры были громадными, в два… нет, в три раза крупнее, чем обычно. И они не собрались в круг, как делали в эту пору всегда. Сестры словно гнались друг за дружкой… Или шли похоронной процессией…
С юго-востока на северо-запад шла эта процессия. Между Сестрами все еще было расстояние, но стоило задержать на Сестрах взгляд, как становилось понятно, что скоро, очень скоро, Сестры прикоснутся друг к другу… Или нет: вон Водяная вроде как зацепила край Второй, и стало понятно, что Сестры на самом деле не скользят по неподвижному небу, а висят между ним и Землей на разной высоте. И что пока тучи их скрывали от человеческих глаз, Сестры изменили свой вековечный путь, приблизились друг к другу и Земле, образуя…
Темную Дорогу образует эта тень.
Зубы Барса скрипнули. Это — Темная Дорога, о которой ему рассказал Гнедой, Темная Дорога, о которой говорили предания кочевых. Сестры не светились, как раньше, они стали больше, но их свет почти погас, лишь по краям, вдоль изломанных линий были отблески красного, белого, зеленого и синего цветов.
А днем… Днем Сестры закроют солнечный свет. Тень от них ляжет на Землю… И протянется эта тень Темной Дорогой.
Барс попытался понять, где именно ляжет громадная тень, но не смог. Темная Дорога протянется до Конца Мира, вспомнил он.
Такое невозможно остановить. Такое сильнее любого человека, сильнее всех людей на свете. Барс почувствовал себя ничтожно мелким по сравнению с тем, что происходило сейчас на небе.
— Смотри! — Сирота вытянул руку в сторону. — Это не Борки?
Над недалеким лесом вставало зарево. В той стороне действительно были Борки. И теперь, похоже, Борки горели.
— За мной! — скомандовал Барс и стегнул коня плеткой.
Конь провалился почти по грудь, как только сошел с дороги. Ему тяжело было пробиваться сквозь снег, но Барс был неумолим, все погонял и погонял коня, безжалостно работая плетью. Когда они проскочили лесок и стали видны Борки, конь был потным, будто скакал целый день.
Борки горели, каждый дом, каждый сарай, деревья и кусты — все полыхало ярко-оранжевым пламенем. И на его фоне метались люди. Барсу поначалу показалось, что жители тушат деревню, но, присмотревшись, он понял, что люди не борются с огнем, люди убивают друг друга.
Женщины и старики. Дети.
Они бросались с остервенением на соседей и даже, наверное, на родственников. Кто-то дрался голыми руками, люди падали, сцепившись, и катались в снегу, завывая и рыча, словно звери. К двум девушкам, упавшим в сугроб, подбежала старуха с вилами, замахнулась и ударила. Раз и еще раз.
Когда она поднимала вилы для второго удара, было видно, как с них сорвались и полетели в огонь темные капли крови.
Старик замахнулся на мальчишку топором, но захрипел и осел — молодка в одной нательной рубахе походя полоснула старика косой по горлу.
— Что ж это творится? — растерянно спросил кто-то из ополченцев, Барс не понял, кто именно — таким испуганным и жалким был этот голос. — С ума они посходили, что ли?
Барс не ответил. Не нашел ответа. Да и не успел — Сирота вдруг ударил его в плечо и что-то просипел.
— Что? — спросил Барс и увидел глаза Сироты, в которых отражался огонь пожара. — Что такое?
Дрожащей рукой ополченец указал на опушку леса, туда, где был сельский погост. Барс глянул и подумал, что кто-то все-таки выбрался из обезумевшей деревни и пытается спрятаться на кладбище.
Но это были не спасшиеся. Это даже были не люди. Это не могли быть люди.
Ожившие мертвецы. Скелеты, покрытые остатками плоти. Трупы, лишь тронутые разложением, похороненные, наверное, недавно. Все они поднимались из-под снега, вскакивали, будто кто-то выталкивал их из промерзшей земли и гнал вперед, к огню.
Мертвецы шли медленно, раскачиваясь, издавая странные, ухающие звуки. Они шли к домам, к людям, убивающим друг друга на освещенном огнем пространстве, но жители деревни их не видели. Жителям Борков было некогда оглядываться по сторонам.
— Да что же это такое… — простонал Сирота, схватил лук, вытащил из сумки стрелу. — Надо же что-то…
— Уходим, — приказал Барс.
Это простое слово он смог вытолкнуть из себя только со второй попытки. Во рту пересохло.
Если сейчас по всей Последней Долине, на всех кладбищах творится то же самое? Если все люди Долины обезумели?
