к пониманию выводов. Непривычно и неожиданно, но этим твой рассказ и хорош.
— Спасибо, — поблагодарил я.
Я был смущен. Вдвойне приятно получить лестную оценку от человека, вкусу которого доверяешь.
— А что сейчас пишешь? — спросил Юрка.
— Рассказы, но до сборника еще далеко. Все как-то урывками, хотя понемногу каждый день. Времени нет. «Нева» просит дать еще что-нибудь.
— Ты молодец, — похвалил Юрка. — Зыцерь остался бы доволен. Ты с ним переписываешься?
— Ещё осенью написал ему, когда устроился в институт; он ответил коротко, а на следующее мое письмо — молчок, и я писать тоже писать перестал. Как-то в еженедельнике «Время» я наткнулся на большую статью о Зыцере, из которой узнал, что он уже доктор филологических наук и является одним из крупнейших ученых в области культуры басков.
— Кто бы сомневался, — сказал Юрка. — Незаурядный человек. Нам повезло, что близко знали его.
Мы помолчали, словно отдавая дань уважения нашему замечательному преподу.
— А что за экспедиция, в которой ты был?
— Ничего интересного. Никакой романтики, о которой часто говорят. Просто работа, тяжелая и нудная работа.
— Ну, все же, что за экспедиция?
— Я был в двух. Оба раза на Памире. Прошлой осенью на метеостанции Каракуль, второй раз на станции Мургаб.
— А чем занимался?
— Как ассистент делал то, что скажут. А вообще метеорология занимается физикой атмосферы, если проще — то моделирует прогноз погоды климата.
— Ну, и как тебе Памир?
— Сухо, осадков мало, но холодища. Зима длится с октября по апрель… Всю зиму я там и просидел, на высоте почти в четыре километра над уровнем моря. Станция в котловине. До ближайших гор — полтора километра, до дальних около двенадцати.
— Да-а, не мед, — посочувствовал я.
— Не то слово, — усмехнулся Юрка.
— И много вас там находилось?
— Сначала четверо, потом двоих отозвали… Вот говорят, что люди с противоположными типами темперамента лучше уживаются. Чепуха. На себе испытал. Я сангвиник, а мой напарник — флегматик. Три месяца оказались для нас невыносимыми. Мы даже дрались, и, главное, с таким остервенением, что мне и сейчас, как вспомню, стыдно становится. Вот я думаю, как может человек, сам того не замечая, превратиться в дикаря. К концу срока мы так ненавидели друг друга, что еще пару месяцев не выдержали бы и, наверно, поубивали бы один другого. Поэтому дивлюсь на наших героических моряков Зиганшина, Поплавского и кто там еще был. Как они не съели друг друга!
— Это другое. У вас была не чрезвычайная ситуация. Тепло, сыто, да, небось, и спиртик был.
— А то, как же, был, конечно, — весело подтвердил Юрка.
— Я уверен, что в критический момент ты бы вел себя достойно…
— Может быть, — подумав, согласился Юрка.
Мы дошли до Мойки и зашли в первый попавшийся ресторан.
Почти все столики оказались занятыми. В это время, чтобы полюбоваться «белыми ночами», в Ленинград приезжает много туристов. Нам повезло: освободился столик у эстрады, и мы вальяжно устроились на удобных мягких сидениях друг напротив друга.
— Как с учебой? — спросил я.
— Сдал за два курса экстерном. С математикой и физикой у меня всегда было хорошо. А всякую муру вроде диамата и истмата мне перезачли. Да у меня в экспедиции времени для занятий оказалось больше, чем достаточно. Теперь хочу перевестись в Московский геодезический. Там есть факультет оптико-информационных систем и технологий со специализацией — физика. Тем более, у моего дядьки там какие-то связи есть.
— Живешь у дядьки?
— Пока у него. Он бобыль и, по-моему, даже рад свалившемуся с неба племяннику. Скажу тебе по секрету, я встречаюсь с одной девушкой. Она москвичка. Работает в Академии наук, в отделе разведочной геофизики.
— И что, у тебя с ней серьезно?
— Серьезней не бывает: может быть скоро женюсь.
— Ну, ты даешь! — только и смог вымолвить я. — А как же учеба?
— Переведусь на вечернее отделение. Работать буду в геофизической лаборатории, где физикой облаков занимаются. Вот так!
— А где жить будете? — не удержался я от практического вопроса.
— У них с матерью трехкомнатная квартира…
— Так ты из-за квартиры?
— Не говори глупости, — заметив иронию в моих словах, обрезал Юрка. — Просто так сошлось. Вера не похожа на всех, с кем я когда-либо встречался. Во-первых, умница, во-вторых, на редкость уравновешенный человек. И воспитана в уважении к мужчине.
— Я всегда подозревал, что тебе нужна восточная женщина, с другой ты не уживешься. Твоя Вера, кстати, русская?
— Русская, по матери, а отец то ли чеченец, то ли осетин, но он погиб в войну еще в сорок первом под Москвой. Кстати, был вторым секретарем райкома.
— Понятно, — сказал я.
— Что тебе понятно? — нахмурился Юрка.
— Понятно, что Вера будет тебе хорошей женой.
— То-то же, — засмеялся Юрка.
Мы с Юркой выпили немного коньяку и сидели, откинувшись на спинки кресел, довольные нашей встречей, лениво вспоминали свой город, куда договорились ехать через день — два.
За одним из ближних столиков двое мужчин громко доказывали что-то друг другу, а потом запели пьяно и нескладно какую-то свою песню. Орали во всё горло, перекрывая шум голосов ресторанных посетителей и музыку.
— Что это у вас за иностранцы в углу сидят, финны что-ли? — спросил я официанта.
— Да, финны! — сказал с усмешкой официант. — С экскурсией приезжают на пару дней и отрываются по полной. У них там «сухой закон», вот они «водочные туры» и устраивают. Пьют и по Ленинграду пьяные в стельку шатаются.
— Да нет у них там никакого «сухого закона», — сказал я, когда официант отошел.
— Как это нет? — усомнился Юрка. — Всем известно, что они постоянно шастают к нам через границу за водкой.
— Был, но только ввели его, как и во всей России, ввиду военного положения в Первую мировую войну, а потом уже в отделившейся Финляндии в 1919 году. Но действовал этот закон лишь до 32-го года.
— Тогда чего ж они к нам едут за водкой, если своя есть?
— А у них водка продается по индивидуальным карточкам в специализированных магазинах. Да и цены на неё зашкаливают.
— Тогда понятно, — засмеялся Юрка.
— У них сейчас идет пропаганда вина: на вино цену снижают, а на водку поднимают, а финны, как все северяне, любят хорошо «поддать». И что им это вино! Они народ замкнутый, а, выпив, становятся веселыми и общительными. Кстати, в Финляндии не зазорным бухнуть, и женщинам.
— Откуда ты только все это знаешь? — Впрочем, у тебя в голове этой муры черт знает сколько сидит, — засмеялся Боря.
— И не говори, — согласился я, сам не понимая, как вытаскиваю из головы подобную ерунду, совершенно бесполезную для
