многого хотите, — устало сказал я.
— Ладно, если все так, как вы говорите, следователи сообразят. А описать мужчину вы можете?
— Могу, — ответил я.
— Товарищ Сенин, — сказал полковник. — Пройдите с нашим гостем к криминалистам и составьте словесный портрет преступника. Лишнего говорить не обязательно. Что здесь слышали — забыть.
— Товарищ полковник, Михаил Сергеевич, — укоризненно сказал старший лейтенант, и в его голосе слышалась обида.
— Ладно, ладно! — примирительно махнул рукой Ленкин отец. Он пожал мне руку, в порыве благодарности приобнял за плечи. Мы со старшим лейтенантом вышли…
Снова я встретился с полковником в его служебном кабинете после летней сессии.
— Ну, нашли мы злоумышленников, — сказал Михаил Сергеевич. — Поисковая группа нашла, как вы и предполагали, в двухстах метрах от дорожного указателя четырнадцати километров. Сначала нашли съезд с дороги и недалеко, метрах в пятидесяти от шоссе, определили стоянку легковой машины. Это действительно оказался «Москвич». Чуть дальше оперативники нашли место, где произошло убийство: там, на траве обнаружили кровь убитой женщины. Недалеко, по свежей земле, прикрытой хворостом, нашли и могилу.
— А кто убийца? — спросил я.
— Охранник той же мебельной фабрики. С кассиршей он сблизился за год до преступления и вступил с ней в сговор. Выйдя из банка, женщины увидели своего охранника с машиной, который как бы случайно оказался там, и предложил подвезти. По дороге он остановился в безлюдном месте, оглушил бухгалтершу и повез в лес. Там он вытащил женщину, находящуюся в бессознательном состоянии, и стал копать могилу в ложбине. Пока копал, женщина пришла в себя и попыталась бежать, но охранник догнал ее и убил охотничьим ножом.
— А как вы нашли убийцу? — Я «видел» его и мог описать, но не мог определить его местонахождения.
— Зато с вашей помощью мы знали, кого ищем. Объявили в розыск. По приметам нашли в Белоруссии, в Гомеле.
— Вы меня снова удивили, — сказал Михаил Сергеевич.
Вечером я встретился с Леной. Выглядела она потрясающе. Да и я уже давно не выглядел провинциалом, каким предстал перед ней в первый месяц учебы в Ленинграде.
Мы зашли в кафе, заказали по бокалу шампанского и мороженое: крем-брюле для нее и пломбир для меня. Сидели и непринужденно болтали, вспоминая курьезные случаи из нашей студенческой жизни.
— Володя, в прошлый раз, когда ты чем-то смог помочь следствию, папа дома все восхищался твоей способностью видеть то, что за пределами нормального восприятия. А недавно достал где-то книги по парапсихологии и ищет научные объяснения непонятных явлений… А почему ученые не могут объяснить эти явления?
— Потому что здесь всё лежит за гранью физического восприятия. И с этого нужно начинать… Гипноз признали всего пять лет назад англичане, и в позапрошлом году его официально включили в медицинскую практику…
После кафе мы сходили в кино на «В джазе только девушки» с Мэрелин Монро.
Я проводил Лену до троллейбуса.
Глава 19
«Белые ночи». Явление Юрки Богданова. Неприятная весть о Миле Корнеевой. О моем рассказе в журнале «Нева» и о Зыцере. Юркина экспедиция. Финны и сухой закон.
Наступили «белые ночи».
Ну, они не совсем «белые». Они как сумерки, светлые, и ночь никуда не девается, она наступает, но в середине июня всего на два часа. Это когда в 12 часов еще можно читать книгу, а в два часа уже можно читать книгу.
Как раз в это время приехал Юрка Богданов. Я глазам своим не поверил и дар речи потерял, когда он появился в нашей комнате с небольшим чемоданчиком-балеткой и улыбкой во весь рот. Мы обнялись.
— Каким ветром и как ты меня нашел? — я не скрывал своей радости.
— А чего тебя искать? У твоей матери взял адрес, а до общежития язык довел. — Кстати, мать обижается, что писем не пишешь.
— Почему не пишу? Пишу.
— Раз в год, — усмехнулся Юрка.
— Да не люблю я письма писать.
— А Миле?
— Ты ее видел? — сердце мое тоскливо заныло, замерло, а потом забилось сильней. Мне казалось, что память о ней понемногу стирается, но, оказалось — нет.
— Видел!
Я молча смотрел на друга, пытаясь изобразить равнодушие, но видно это плохо удавалось, потому что он усмехнулся и сказал:
— Не понимаю, зачем изводить себя, если на самом деле все проще — она «тебя любит…
— Откуда ты знаешь?
— Встретил позавчера Алика Есакова на Бродвее. Он предложил выпить, хотя я с ним был лишь шапочно знаком: видно он очень хотел излить душу и выяснить отношения. Я взял бутылку коньяка и пошли к нему.
Отношения выяснили. Пришли к выводу, что никто ни на кого не в обиде. Он оказался человеком эмоциональным, полез целоваться. Я этого не люблю, но стерпел. В общем, он решил, что мы расстались друзьями. Друзьями, так друзьями… Только, я думаю, Маха с ним все равно жить не будет.
— И что он про Милу сказал?
— Во-первых, узнав, что я еду в Ленинград, просил передать от всех ребят привет. А потом сказал, что Мила собирается за кого-то замуж.
Искры ревнивого пламени насквозь прожгли меня, не убили, но ранили.
— За кого? — спросил я упавшим голосом.
— Не знаю. За ней многие увиваются. Особенно назойливо ее обхаживает Эдик Платон, и часто провожает… Но ждёт она тебя.
— Что за Эдик?
— Платонов, с четвертого, теперь уж с пятого, курса истфила. Малый видный и перспективный. Ему уже сейчас предлагают место на кафедре, так что через пару лет защитится и кандидатом будет.
Я молчал. На душе стало муторно и скребли кошки.
— Домой поедем вместе? — спросил Юрка, хотя это прозвучало как утверждение. — Сессия закончилась, а ты вроде и не собираешься.
— Едем! — решил я.
— Вот и разберешься со своей Милой. И не морочь девке голову. Реши раз и навсегда, или так, или так…
— Не знаю, все не так просто. Я человек, как бы сказать, не совсем нормальный, а, следовательно, и для семейной жизни вряд ли приспособленный. А ты говоришь, «не морочь девке голову».
— Не наговаривай на себя, — серьезно сказал Юрка. — Твои особые способности не мешают тебе оставаться нормальным человеком…
Вечером мы с Юркой пошли в ресторан. Шли пешком в сторону Невского. И говорили, говорили. Мы почти год не виделись и писем мы друг другу не писали. Юрка хоть и упрекнул меня в том, что я не пишу матери, но и сам он был не большой любитель эпистолярного жанра.
— Я читал в «Неве» твой рассказ, — сказал Юрка. — Понравилось, что ты обходишься без излишней морали. Она не украшает текст. У тебя нет обязательных
