в гостиной, Уте, стоя спиной к окнам, говорила обо мне:
– …очень тяжелый период…
Она умолкла, и все головы разом повернулись в мою сторону.
Мужчина, высокий и симпатичный, встал.
– Ах, Пегги, ты не переоделась, – сказала Уте.
– Юбка не подходит. Мне больше ничего не подходит, – сказала я, глядя на девушку на диване.
Волосы у нее неожиданно оказались темно-русыми и кудрявыми; я подумала, не завивает ли она их. Ее ноги в коричневых колготках были сжаты, колени повернуты в сторону; она сидела на краешке дивана, держась очень прямо. Она улыбнулась мне, и ее лицо разделилось на две половинки, обнажились розовые десны, но она сразу закрыла рот, как будто спеша удержать разбегающиеся зубы. Бекки приподнялась, пригладив юбку сзади, но передумала вставать и снова села.
– Рад снова видеть тебя, Пегги, – сказал мужчина.
Казалось, он хочет сделать шаг и пожать мне руку. Я потянула себя за волосы над ухом и осталась в дверях.
– Пегги, это Майкл, – сказала Уте. – Ты помнишь Майкла? Они с твоим отцом…
Я знала, что она собиралась сказать «дружили», но фраза закончилась вялым «были в одной группе».
– Выживальщик? – спросила я и покивала.
Я не могла вспомнить этого человека; попробовала представить его черно-белым, с бородой, но его точно не было на фотографии, которую я нашла утром.
– Член Общества спасения, – сказал он и смущенно усмехнулся. – Но это было давным-давно.
– Садись, пожалуйста, Майкл, – сказала Уте. – Оскар, может быть, поставишь чайник и принесешь нам чаю?
Оскар стоял у письменного стола, но, обращаясь к нему, она на него даже не взглянула. Он с независимым видом вышел из комнаты. Майкл сел на стул у окна, а Уте напротив Бекки. Я осталась стоять, в любой момент готовая к бегству.
– Твоя мама выглядит очень счастливой, – сказал Майкл. – Она говорит, что снова начала играть на фортепиано.
Уте склонила голову.
– А я как раз спрашивал у нее, играешь ли ты или Оскар.
– Вообще-то нет, – ответила я.
Мы замолчали, прислушиваясь к бульканью чайника, доносившемуся из кухни. Я решила, что сесть на противоположном от Бекки конце дивана вполне безопасно. Мне хотелось как следует рассмотреть ее, запечатлеть ее образ и заменить им старый, девять лет хранившийся в моей памяти.
Наконец Майкл снова заговорил:
– Наверное, странно было вернуться и обнаружить, что у тебя есть брат, о котором ты ничего не знала.
– Быть дома вообще странно, – сказала я. – Я думала, что вы все умерли.
– Ой, – сказала Бекки, – а мы думали, что ты умерла.
Мы снова замолчали, на лице смутившейся Бекки вспыхнула бело-розовая улыбка.
– Мы ходили на кладбище, – сообщила я, чтобы заполнить паузу.
– Вы собираетесь устроить похороны? – спросил Майкл, обратившись к Уте.
Казалось, вопрос вырвался у него неожиданно и прозвучал громче, чем надо. Уте посмотрела на меня, удивленная так же, как и Майкл. Он хотел что-то сообщить, но почему-то мялся и дважды прерывал сам себя, прежде чем произнести:
– Я хотел сказать еще кое-что. Мне стыдно, что когда-то я считал Джеймса своим другом. Что все мы так считали. Все эти разговоры про выживание казались мне тогда пустой болтовней, бравадой, мальчишескими играми…
Майкл прервал свою речь, когда вошел Оскар, неся на подносе самый лучший, привезенный из Германии сервиз – чайник и чашки с блюдцами костяного фарфора, расписанные листьями плюща, – и Apfelkuchen, который Уте приготовила заранее. С грохотом водрузив поднос на стол, так что фарфор зазвенел и из чайника выплеснулся чай, Оскар уселся на пол спиной к столу. Майкл быстро наклонился и схватил лежавший на углу чайного столика фотоаппарат, а затем смахнул с брюк несколько капель чая. Фотоаппарат напомнил мне о мужчине, пробравшемся в больницу.
– Лично я не уверен, что смог бы прийти на похороны Джеймса, – продолжал Майкл.
Возможно, мне следовало остановить его и сказать, что мы не планировали никаких похорон, но я не стала.
– Остальные, конечно, могут думать иначе, я не знаю, мы давно не общались.
Он посмотрел на фотоаппарат и туда-сюда покрутил объектив.
– Оливер Ханнингтон, – произнесла Уте.
Слова прозвучали как гром среди ясного неба, это даже не был вопрос. Майкл резко поднял голову.
– Я имею в виду, ты еще поддерживаешь отношения с Оливером? – спросила она более спокойно.
– Не слышал о нем уже несколько лет, – сказал Майкл. – Я уверен, что он уехал в Штаты после того, как пропал Джеймс. В поисках во Франции он не участвовал; мне смутно помнится фото, на котором он обвязывает деревья одной из тех желтых лент. Сейчас, наверное, прячется где-нибудь в бункере с запасами оружия, хотя мне всегда казалось, что Оливер все делал только ради того, чтобы привлечь к себе внимание.
Майкл поднял фотоаппарат к лицу и навел его на рояль в дальнем конце комнаты.
– Он просто подыгрывал нам.
Плавным отработанным движением он повернулся и, наведя на меня камеру, щелкнул. Я вздрогнула, как будто он дал мне пощечину.
– Прости, – сказал Майкл, опуская камеру на колени.
В тот момент я поняла, почему его не было на фотографии с остальными выживальщиками.
– Чай, – сказала Уте. – Бекки, выпьешь чаю?
Она наполнила пять чашек.
– Есть какие-то новости от полиции насчет этого дикаря? Они еще не поймали его? – спросил Майкл.
Он отхлебнул чаю с молоком, и мне скрутило желудок.
– Они должны сегодня позвонить, – сказала Уте.
– Он не был дикарем, – одновременно с ней произнесла я.
– Будем надеяться, у них хорошие новости и мы сможем спать спокойнее, – сказал Майкл.
– Так он что, здесь, в Хайгейте? – напрягшись, спросила Бекки.
– Нет, конечно нет, – ответила Уте.
– Он не был дикарем, – повторила я. – Он был моим любовником.
В комнате все замерло: Бекки с куском пирога за щекой, Майкл, не донесший чашку до губ, и Уте. Она смотрела прямо на меня, и я наблюдала, как нахмурились ее брови, открывшийся было рот закрылся, а взгляд скользнул по моей груди и остановился на животе. В ее лице что-то изменилось – понимание, осознание, – и я знала, что мое лицо тоже меняется.
Казалось, так прошло несколько минут. Наконец Бекки сказала:
– Попробуй пирог, Пегги. Он чудесный.
– У Пегги сегодня живот не в порядке, – сказала Уте.
Откусив следующий кусочек, Бекки посмотрела на меня:
– «А я, ребятки, пристроила еще один рассказ про Короля Мидий. Поэтому сегодня будут булочки к чаю», – процитировала она «Детей железной дороги», и мы обе рассмеялись.
В ее зубах застряли крошки, но мне это было неважно; наоборот, я почувствовала прилив надежды на то, что когда-нибудь в будущем мы снова сможем подружиться.
Когда Майкл и
