ей и подсыпали отраву. — Я чай могу сделать. — Я за подушками и пледами! — уже на бегу крикнул Арлан. — А мы тогда на кухню. — Подхватил я её на руки, и она тут же словно закаменела у меня на руках. — Тише, мы просто идём на кухню. Так быстрее. Не бойся, не наброшусь, не трону. — Ты мне это уже говорил. Когда мы были на море. — Напомнила мне она. — Помню. Обещал. А сам набросился, как зверь. Только тот зверь давно приручен и безопасен. Ни клыков, ни когтей. — Шепчу ей. — Не бойся. За тебя порву, уничтожу. Ни куска целым не оставлю. А тебя не трону. Я скорее руку себе отпилю, сам отгрызу. — Признавался я. Я стоял пугающим прислугу памятником, пока Милана заваривала чай. Зверем смотрел на кого-то из женщин, когда та несла поднос с чашками и чайником. За нашим небольшим столиком сами собой вспыхивали разговоры и так же затихали. Я старался не трогать тем, что могли бы быть связаны с неприятными воспоминаниями. Арлан вскоре заполз на качалку, завернулся в плед и затих. Чуть попозже я подошёл и проверил. — Задремал. — Сказал шёпотом, вернувшись к столу. — Ты стала так часто задумываться о чём-то. Всё думаешь о том, что произошло или о сегодняшних новостях? — Нет. Я всё возвращаюсь в тот день… Когда всё началось. — Произнесла она глядя в сторону. — Ты можешь ответить честно? — Я не буду тебя обманывать. — Пообещал я ей. — Что было бы, если бы я вместо скорой попросила бы позвонить тебе? Или набрала тебя или Арлана в больнице? — спросила она, выкручивая свои пальцы. Я сел перед её креслом на корточки, обнял её ноги и уткнулся лицом в её колени. Мне тоже нужно было немного времени, раз она впервые решила заговорить о произошедшем. — Что за мысли в твоей голове? Что тебе не даёт покоя?
Глава 30
Милана. Время, незаметно утекавшее всё быстрее, понемногу отдаляло меня от произошедшего. Состояние заметно улучшилось, хоть слабость ещё и сильно давала о себе знать. Но, по крайней мере, американские горки с резкими перепадами температуры и прочими прелестями отвратительного состояния остались позади. А вот сонливость, вялость и быстрая утомляемость пока уходить никуда не собирались. Поэтому я почти ничем не занималась. Наоборот, это Арлан от меня почти не отходил. — Теперь моя очередь за тобой ухаживать, — улыбался мне Арлан, усаживаясь рядом со мной.
За моим здоровьем он следил строго и ответственно. Но я чувствовала себя от этого ещё более виноватой. На улице тепло, солнечно, а ребёнок сидит прикованный ко мне. Работы в его саду прекратились, а хотелось успеть, и чтобы Арлан увидел результат такой долгой работы как можно скорее.
Да и не должен ребёнок ухаживать за больным взрослым. Попить принести, лекарства подать, но не в сиделку же превращать! Ребёнок должен бегать, прыгать, играть, наблюдать и учиться. Именно поэтому, чувствуя свою вину перед Арланом, за то, что он вынужден сидеть рядом со мной, я сама старалась как можно больше времени проводить в саду. Находила силы следить за поливом и за тем, как приживается рассада, как легли дорожки, не начал ли играть камень. Мы медленно, держась за руку с сыном, обходили наши клумбы, и всё проверяли. — Ты ещё очень хорошо восстанавливаешься, — ответила мне Алина на мой вопрос о том, когда я, наконец, приду в норму. — А ты думала, я тебе точное время скажу? Твое дело поправляться. Куда ты торопишься? — Да я не могу уже видеть, как Арлан вместо того, чтобы бежать играть, садится рядом ко мне на кровать с книжкой. Книжка это хорошо, но детство у ребёнка тоже должно быть. — Объяснила ей я. — А, всё с тобой понятно. Роды прошли с осложнениями, ребёнка достали, а пуповину перерезать забыли. — Засмеялась Алина. — Арлан хоть по возрасту и ребёнок, но умнее и наблюдательнее многих взрослых. И я уверенна, что если сейчас он и жертвует своим временем, сидя рядом с тобой, как ты говоришь, значит, он точно уверен, что ты для него важнее и ценнее игр. А так как он ещё и сын "правильного" папы, то спорить с ним бесполезно. Включит мужика, мол, я сказал. Алина уехала, а её шутка словно запустила в моей голове цепную реакцию. Это тело ещё болело, а голова прояснилась. И мысли, словно стараясь наверстать то время, когда я почти весь день спала, набросились и жалили изнутри злыми пчëлами.
Я всегда знала, что ничего никогда не бывает просто так. Если есть последствия, значит, были предпосылки. Если что-то получаешь, то будь готов, что придётся за это что-то заплатить или совершить какие-то действия. И дело не в материальных благах или цене в деньгах. Это странное жизненное равновесие. Так, желая получить ребёнка, женщина сначала вынашивает ребёнка, а потом переживает роды. И ребёнок это же не только умильно хлопающее глазками чудо, это бессонные ночи, это переживания, это постоянный, ежеминутный труд.
А разве я не мечтала о том, что вдруг так получится и Арлан будет моим? Что я смогу услышать от него "мама"? Мечтала, хотела, сколько раз перебирая его волосы и целуя его в макушку, я в мыслях называла его сыном, забывая о пропасти между нами? Вот он ответ на мои мечты.
Я получила, что я хотела. Арлан мой, зовёт меня мамой, он сам так решил, никто его не уговаривал, не учил этому. Я могу открыто называть его сыном, и никто на это не возражает, никто с этим не спорит.
Но у Арлана есть семья. Из другого мира! По настоящему другого, где свои законы, свои правила. Его семья занимает высокое положение в городе, а я обычная совершенно женщина. Я и Тахмировы находились так далеко друг от друга по социальной и финансовой лестнице, что только эхо каких-то слухов о жизни этих людей изредка долетало до меня. И то, я совершенно не обращала на них внимания, потому что на мою собственную жизнь эти люди вообще никоим образом не влияли. У Арлана есть отец, с которым я никак не связана. Десятки и сотни объективных причин того, чтобы мои тайные желания так и оставались моими желаниями.
Но они сбылись! И это не могло быть просто так. Должно было, просто обязано было, что-то произойти настолько серьёзное, чтобы все различия и препятствия стали незначительными. То, что со мной произошло, наверное, и нужно расценивать именно как ту цену, которую я должна была заплатить.
