но спустя мгновение он смягчается вдруг, теплеет, и Стефан делает шаг ко мне. – Не пойми меня превратно, Астра… в нынешней ситуации трудно предугадать, чего можно ожидать от Заката. Тем не менее, я не желаю, чтобы ты подвергалась хоть малейшей угрозе с их стороны. И если магистр позволил себе даже намекнуть на твои силы, неважно, словом ли, взглядом…
– Магистра Бенни заботили не мои незаконные силы. Вернее, и силы в числе прочего, но не в том смысле, который принято подразумевать обычно, – я прохожу мимо Стефана к столу. Касаюсь подушечками пальцев края гладкой столешницы, решая, могу ли позволить себе быть откровенной. В конце концов, он властитель Франской империи, его слово может поставить точку в неявном этом противоборстве.
Или нет.
Но знать ему всё равно следует.
Повернувшись лицом к Стефану, я пересказываю беседу с Бенни. Стараюсь придерживаться сухих фактов и наиболее важных вех речи магистра, опускаю незначительные отступления и не затрагиваю подробностей, касающихся Марлы-Аны. Стефан выслушивает внимательно, не перебивая, не расспрашивая о служанке Кассианы. По сути, сейчас и Марла, и её ушедшая госпожа всего лишь инструмент в чужих руках, ценное вложение в будущее – или бесполезная безделушка, которую и на пустячное дельце не употребишь. Смотря по тому, как обстоятельства повернутся.
Наконец я умолкаю, но Стефан не выглядит сколько-нибудь удивлённым. Он молчит, и я решаюсь поделиться и своими мыслями тоже.
– Я знаю, что первостепенная цель магистра – склонить меня на сторону Заката, дать понять, что для меня их интересы могут быть важны не меньше собственных, что я лицо вовлечённое. И в то же время нельзя закрыть глаза на то, что в его словах есть доля истины. Хотим мы того или нет, но однажды Мира станет куда более похожей на меня… не только внешне. И другие наши дети, если даруют их Благодатные… в их жилах будет течь та же отравленная кровь, что и в жилах их старшей сестры. И в жилах их детей. Чем больше поколений сменяет друг друга, тем сильнее растворяется этот яд. Говорят, в конце концов он вовсе исчезает, будто и не было никогда… хотя это во многом зависит от того, с кем они будут вступать в брак… Я слышала всякие теории, однако видела мало доказательств.
– Астра, я понимаю твою тревогу о будущем нашей дочери, но посмотри на фрайна Шевери или фрайна Рейни, – Стефан взмахом руки указывает на дверь. – Они одарены немалой силой, они умеют с ней управляться не хуже обученных закатников, хотя никогда не переступали порога закатных обителей и не говорили о своих особенностях во всеуслышание. Их никто не преследует, ни в чём не подозревают и едва ли кто-то осмелится обвинить их в сокрытие незаконных сил. Когда придёт время, найдём надёжных людей, кто сможет обучить Миреллу искусству управления собственными силами вне ока Заката.
– Фрайны Рейни и Шевери мужчины, – напоминаю.
– Разве это столь уж важно? Ты же училась.
– В Беспутном квартале, у тех, кто сам скрывался. Стефан, ты хотя бы представляешь, сколько там таких, как я, Илзе или Бришойни, привратница из нашей обители?
Стефан хмурится, не понимая, о чём я нынче толкую упрямо. Конечно же, он не представляет, тут и удивляться нечему. Что можно увидеть во время краткосрочных визитов в Беспутный раз в полгода? Ничего, кроме фасада, надёжно прячущего свои тайны за стенами, яркой обложки, раскрашенной красками общеизвестных представлений о таких кварталах. Дома утех, игорные и питейные, беспутницы, шулеры и бездна греховных пороков – вот и всё, что приходит на ум обычному человеку, далёкому от истинной жизни Беспутного. Я не могу винить Стефана в неведении – никому в этом мире, даже государям, не дозволено знать абсолютно всё, обо всём и обо всех, – но и избавиться от новой порции недовольства не получается.
– Или, думаешь, всем им станет лучше, если идеи фрайна Элиаса о чистоте крови найдут отражение в действительности?
– Я уже говорил тебе, что фрайна Элиаса больше заботит движимое и недвижимое имущество рассветников, нежели чья-то кровь, – возражает Стефан с мягкой настойчивостью.
– А если нет? – не отступаю я. – Да и разве ж народу вне стен дворца и зала заседания Совета кто-то разъяснит подобные тонкости? Многие ведать не ведают, чем там набиты сундуки у рассветников, золотом или Словом Четырёх. Зато все слышат об отравленной крови и смесках, что лишь выглядят как честные люди, а на самом деле только и думают, как бы других ядом своим заразить.
– А ещё поговаривают, будто в тех сундуках кое-какие артефакты припрятаны, в том числе прежде не виданные в Империи, и книги по колдовскому искусству, вывезенные из Хар-Асана, – замечает Стефан. – Поэтому один орден и заинтересован в ограничении другого… и наоборот. Их противостояние длится с давних пор, меняются только лица, вещающие от имени каждой из сторон.
Заверения Стефана ничуть меня не убеждают. Он привык, что одарённые в его окружении фрайны высокого положения, сами выпестовавшие свои силы и вступившие в число доверенных, приближённых лиц императора не неоперившимися юнцами, но зрелыми мужами. Для него явилось неожиданностью, что молоденькая девушка вроде Лии или той служанки может обладать силами не меньшими, чем славные мужи из его окружения, может выучиться чему-то самостоятельно, и в то же время он счёл, что подобное применимо и для Миреллы. Он забывает, что Лия росла на островах, и по сей день куда более свободных от закатного ока, а служанка что-то да узнала, но должного применения себе не нашла. Миреллу же ждёт нечто среднее, у неё будет возможность учиться, узнавать, но ей откажут в возможности применить себя, её обрекут на исполнение долга перед государством, которому нет большого дела до её сил.
Стефан подходит ко мне, смотрит пристально в глаза.
– Мой отец часто повторял: держись центра и не отклоняйся сильно ни в одну из сторон, – голос тих, серьёзен и я проглатываю готовые сорваться возражения. – Всех прошений не рассмотреть, всем не угодить, как ни старайся. Всегда будут те, кто не удовлетворён в полной мере, всегда, что бы мы ни сделали, с кем бы ни согласились, какое решение ни приняли бы. Мой дядя пытался идти навстречу всем, кому только удавалось донести до него важность своих забот и желаний, и что из этого потакания вышло? Его перетягивали, словно канат на ярмарке, каждый в свою сторону.
