Трампа в искреннюю ярость. Я помню, как он бил кулаками по столу, покраснев при этом, словно мексиканский перец.
— Нет! Нет! НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ! Нееет! Никогда! Мы не побежим! Мы будем драться до конца и стоять насмерть!
Министр обороны с очевидной для меня иронией (которую, судя по всему, удалось успешно скрыть от разъярённого президента), поинтересовался: какими именно средствами мы будем драться с Мексиканцем? Как можно победить 300-метровое существо, для которого даже небольшие ядерные заряды — что слону дробина?
Трамп ответил, что если потребуется — он сам пойдёт на Мексиканца в штыковую атаку, однако министр побежит впереди него. Дискуссия на этом, можно сказать, зашла в тупик.
Это были последние дни моего пребывания в Белом Доме. Да и само здание, символизирующее все ценности Америки, как вы знаете — простояло недолго. Я вполне понимаю, почему президент так и не покинул его, даже когда печальный конец стал совершенно очевидным. Половина страны в 2020 году смеялась над тем, насколько абсурдным образом он цеплялся за ускользнувшую из рук власть, как нелепо пытался доказать, что всё-таки не проиграл выборы Байдену.
Однако наш, возможно, самый спорный президент неспроста вскоре вернулся в Белый Дом — вопреки всем прогнозам, здравому смыслу и самой Конституции США. И уж конечно, никакой гигантский Мексиканец не мог заставить его покинуть палубу тонущего посреди зелёной лужайки корабля.
К счастью, демократия делает любого президента заменимым. А что до Белого Дома — в 1814 году англичане, как вы наверняка помните из уроков истории, уже жгли его. Это не помешало Америке устоять, а потому и теперь я смотрю в будущее с оптимизмом.
***
Делайла и Мануэль молчали. Американка смотрела в окно, за которым уже стемнело и зажглись, увы, немногочисленные теперь тихуанские огни. Старик потерял интерес к груди репортёрши: он с какой-то странной тоской во взгляде изучал этикетку на пустой бутылке.
Каждый размышлял о своём. Делайла думала о беженцах. О тех, кто покинул насиженные сытые места в богатых штатах и внезапно обнаружил себя лишним человеком в глуши, где никто не рад недавним хозяевам жизни. А также о тех, кто решил бежать ещё дальше — пока неожиданно не обнаружил закрытую канадскую границу.
После расправы над Вашингтоном, лежащим теперь в руинах, Мексиканец успокоился. Можно было надеяться, что он внезапно исчезнет — так же, как появился, но этого не произошло. Уже полгода гигантский человек, будучи под постоянным прицелом прессы и военных, гулял по просторам восточного побережья вдали от крупных городов. Ничем особенным он не занимался: можно сказать, просто жил.
Мануэль погрузился в размышления так глубоко и надолго, что мог теперь, наверное, сесть и с лёту написать философский роман — если бы умел писать и если бы большинство его мыслей чего-то стоило.
Но в итоге старик сказал нечто любопытное.
— Думаю, в появлении Мексиканца был смысл. То сообщение, о котором все так много разной херни наговорили. Смотри: наши предки когда-то пересекли океан. И красножопые им, знаешь ли, индейку не подносили — пришлось воевать, по сотне туземцев на каждого колониста. Так появились мексиканцы. Смекаешь, к чему клоню?
Делайла устало покачала головой.
— Дура ты всё-таки, вот точно: ртом карьеру построила, но без слов. Тьфу… Смысл очень простой: настоящий мексиканец будет жить там, где захочет. Ничто, сука, ему не помешает!
Человек из Ботани-Бэй
Соавтор — Антон Мокин
Джеремайя Смит никогда не бывал в Новом Орлеане. Родную Новую Англию он вообще прежде не покидал.
Отец, проповедник старой пуританской закалки, даже на учёбу в соседний штат отпустил его неохотно. Старик не скрывал радости, когда обучение завершилось прежде срока: юриста из Джеремайи не вышло. Мол, теперь-то сын продолжит семейное дело! Понесёт слово Господне людям сурового края, которые так нуждаются в помощи.
И хотя юный Джеремайя нашёл в Бостоне работу, не связанную с делами церкви, о путешествиях на Юг оставалось лишь мечтать. В год одна тысяча восемьсот шестьдесят первый от Рождества Христова началась война. Одни надели синие мундиры, другие — серые, и брат пошёл на брата.
Больше года назад война наконец завершилась. С тех пор изменилось многое — в том числе для «Компании Уильяма Дадли».
Красивый белый корабль нёс Джеремайю по волнам великой реки Миссисипи. Мистер Уильям Дадли, взявший лишь двоих спутников, не очень-то любил морские путешествия. Настоящий американец, коим Джеремайя себя считал, должен был счесть это необычным для англичанина. Мистер Дадли пояснял: за долгие годы в Британской Ост-Индской компании хватило с него морей и океанов.
Потому до Сент-Луиса добирались сушей, а там сели на речной пароход.
Возможно, путешествие по реке у Дадли не вызывало отторжения — ведь река-то не море. Он выглядел угрюмым, но улыбку на суровом лице Дадли вообще редко доводилось увидеть. Лишь один человек на свете умел вызвать её. Потому нельзя было исключить, что Миссисипи мистеру Дадли всё-таки по нраву.
Хотя скорее дело состояло в ином: владелец компании желал лично взглянуть на будущие торговые пути. Раз война закончилась и Соединённые Штаты Америки остались единой страной — теперь время деловых людей. Окно возможностей распахнулось, а Дадли был из тех, кто без стеснений лезет в окна.
Тем более в такие привлекательные. Новый Орлеан — морские ворота в Миссисипи. Сент-Луис — дверь на Запад, пока ещё так слабо освоенный. Соедини все двери хорошими коридорами — и…
— Папа! Ну оторвись от несчастной газеты. Посмотри: какая красота!..
Красоту и Джеремайя видел. Великую красоту, да вовсе не за окном: прямо рядом с собой.
— Элис, солнышко, мне не до глупостей. Я работаю.
— Мы ведь ещё не приехали…
— Я изучаю место, в которое мы едем. Это тоже работа.
Элис насупила брови, забавно сморщила носик. Она вечно дулась на отца вот так, в шутку — не бывало повода обижаться по-настоящему. Мистеру Дадли вовсе не нравилось, что дочь увязалась за ним в деловую поездку. Однако старый делец ни в чём не умел отказать единственному на свете близкому человеку.
— Смит, ради всего святого: развлеки Элис, раз сам бездельничаешь. Уже жалею, что взял тебя с собой, чёрт побери! Это так ты, стервец, «будешь полезен» в Новом Орлеане? Сидеть и лыбиться?
Рядом
