class="p1">— Что сладилось? — спросил я.
— Так это… — жена замялась.
— Супружничал он с ней! — выпалила Ксеня.
— Кто? С кем? — заинтересовался я.
Отчего-то самое личное, интимное, часто интереснее, чем многое иное. Даже мне постельные истории интересны, тем паче, что они происходят в этом целомудренном времени и еще в Кремле.
— Так фряз тот — художник. Я… прости, без твоего ведома, приставила Лукерью к нему, да пообещала подарки добрые, коли она поступится своей девичьей честью, — просила прощения жена, но было видно, что ни чуточку не сожалеет о содеянном.
И кто скажет, что нет в мире магии? Как получается, что я только задумывался о том, что сделать, а моя жена уже все организовала. Видимо, у нее было больше мотивации. Ревность может подвигнуть на многое.
— Рассказывай! — сказал я с некоторым задором.
Мне было неприятно думать, что Караваджо садомит. И хорошо, что он не смог устоять перед Лукерьей. Да я его в этом понимаю — девка огонь. По рассказам Ксени, художник сразу же предложил деве стать натурщицей для одного из образов на его картине, ну а после, как увидел девушку в полном товарном виде, не устоял. И теперь, когда я стану смотреть на произведение искусства религиозного характера, то в экспозиции, где киевляне радостно идут в Днепр для крещения, увижу лицо Лукерьи и… мысли будут о том, что шедевр имеет и элемент грехопадения. Но я это переживу, а другим не обязательно знать. Но кто его знает, сколь разные пути Господни!
*…………*………….*
Викарный архиерей Исидор сидел на лавке и стеклянными глазами смотрел на горящую свечу. Он уже поразмыслил, где сделал главную ошибку, но и пришел к выводу, что к такому сопротивлению своей деятельности не был готов. Исидор поступал так, как его учили и все могло получиться. Но… не получилось.
То, что не все идет гладко, Исидор, понял еще вчера. Когда он вернулся в патриаршую усадьбу после очередной, судьбоносной встречи с агентом. Он увидел подозрительные тени трех человек, которые дежурили у ворот. Иезуит, было дело, хотел бежать, но посчитал, что слежка уйдет, или лучше бежать через калитку, что была в противоположной стороне от ворот. Но и там были тени. А по утру, когда можно было уйти с другими прислужниками патриарха, усадьба была взята чуть ли в осаду. Тот, кто выходил из ворот, уже не возвращался. Исидор специально, под надуманным предлогом просил сходить одного монаха-писаря в соседнюю церковь и быстро вернуться. Тот не вернулся.
А так хотелось, как минимум, отомстить Листову и Караваджо… Нужно было понять, что страх русского дворянина Листова, который трясся на встрече, был связан не с тем, что операция входила в завершающую фазу и тот опасался провалить дело. Листов боялся потому, что его уже вели и использовали.
— Византийцы! — зло прошипел иезуит.
Ну, да, а кто еще в своем коварстве мог бы сравниться с Орденом, как не эллины? Может только римляне?
— И почему я не убил эту девку? — сокрушался Исидор, вспоминая, что самолично подавал квас царице, когда та приезжала к патриарху.
Но смерть годуновской ведьмы, каковой иезуит считал Ксению, после того, как она смогла найти противоядие и спасти себя от отравления, не решила бы всех проблем. Напротив, самозванец, мог поступить очень жестко, особенно, если бы догадался о деятельности иезуитов. Так что травить нужно только государя.
Московия должна была пойти под руку Папы Римского и все к тому шло. У власти тайный католик — Димитрий, у него жена католичка — Марина Мнишек, польские интересы во главе угла… Знать в достаточной степени лояльна. А скоро присоединение к Брестской церковной унии, или к Флорентийской — не принципиально. Главное, что униаты подчиняются воле Папы. А там… православие не будет иметь собственного государства, не сможет хоть как-то влиять, признает главенство Римской церкви.
— Господи, прости мя грешного! — сказал Исидор и не озаботился тем, что он на самом деле католик, а перекрестился на православный манер.
Бокал с прекрасным вином, изготовленного из лучшего винограда, что наливался соком под благословенным римским небом, выглядел зловещим. Исидору было нелегко, да чего там — невыносимо сложно выпить отравленный напиток. Но… он сделал это.
Глава 12
Глава 12
Москва
24 мая 1607 года
От сердечного удара, скоропостижно, скончался патриарх Игнатий. Именно так звучало официальное объявление устной газеты «Правда». И в этой заметке, вызвавшей шквал эмоций у москвичей, не было зловещей лжи, может только чуточку недосказанности.
Игнатий, действительно, умер от инфаркта или инсульта, насколько я мог диагностировать то, что случилось с патриархом. Лишь незначительно помогли бывшему патриарху быстрее отправиться на Суд Божий. Где-то не оказали никакой медицинской помощи, хотя он в этом нуждался, ну и подстегнули быструю смерть. Травить-то его собирались медленно, чтобы не вызвать подозрений.
И мне жаль, но не того, что Игнатий умер, а того, что к этому оказалась причастна Ксения. Ксения составила яд. Многогранная она женщина. Только уже стал воспринимать жену, как покладистую, любящую женщину, но она напомнила, что внучка Малюты Скуратова.
Я рассказал жене о ситуации и о том, что не могу более оставлять Игнатия патриархом. Вот только недавно старался сделать все так, чтобы сохранить преемственность, привлек почившего уже ныне Иова… И сам же собирался лишать сана Игнатия. Слухи о том, что в его свите был иезуит, который пытался отравить царскую семью, просочились бы и так. Если мои службы не проболтались, то и всякого рода церковники, которые проживали, или приходили в патриаршую усадьбу, могли сопоставить факты. Может были и те, кто знал о деятельности викария Исидора.
Потому, и не только, но слухи стали распускать с моего на то позволения. Если народу не дать объяснений, да при условии наличия отрывочных сведений, то фантазия людей не будет знать границ. А еще рассказы про зловещих иезуитов нужны для пропаганды. Для создания образа врага, который подлыми методами, не гнушаясь ничего, хочет украсть православие у русского народа — это то, что вписывается в современные реалии и соответствует моим целям.
Так что не выдержал Игнатий позора и помер. Сам умер, конечно, потому как нельзя полоскать институт русского патриаршества. Нужно, чтобы своим благонравием православные иерархи разительно отличались от Римских Епископов, погрязших в распутстве. Так что повсеместно звучал нарратив, что патриарх не знал и был обманут.
Еще до того, как
