в мешок, вытащил несколько монет, спрятал их в карман:
— Надеюсь, в отряде меня будут кормить, а больше мне ничего не надо. Я виноват в том, что нас ограбили. К тому же обещал, что отдам тебе свою долю… Держи, а то обижусь.
Назифа нехотя забрала монеты и тихо сказала:
— Спасибо.
Ур раскрыл свой мешок, полюбовался блеском золота и отошел от стола:
— Наместник, раздай мое золото семьям с детьми. А я с Гришей ухожу в поход. Не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще, но теперь моя душа спокойна. Я знаю, что с моей семьей все хорошо и они в лучшем мире.
Он с благодарностью посмотрел на Гришу, но тот отвел взгляд. Будто чего-то стыдился.
— Хорошо, дружище Ур, я раздам твои деньги нуждающимся семьям и обязательно расскажу им о тебе. О том, какой ты храбрый, добрый и щедрый.
Наместник спустился на первый этаж, и друзья остались одни. Назифа спрятала оба мешка под подушку и легла на кровать, Ур сел за стол и начал подсчитывать сколько порошков ему понадобится в поход, а Гриша подошел к окну. Все молчали. Завтра они поедут в Кабарган, а что будет дальше, никто из них не знал. Тоскливое чувство надвигающейся разлуки накрыло их.
— Гриша, — еле слышно позвала Назифа. — Помнишь, ты предлагал прогуляться под звездами? Я согласна. Давай погуляем сегодня?
Юноша повернулся к ней и с улыбкой ответил:
— Конечно, погуляем. Надеюсь, небо будет ясное и не придется брать с собой факел.
Вскоре наместник позвал их к ужину. Бородач Милн заразительно смеялся, рассказывая о том, как в первый раз увидел троицу:
— Ни за что бы не подумал, что они — охотники на демонов. Один маленький и сутулый, второй молодой и белый, а третья вообще — женщина!
Назифа с такой силой воткнула вилку в кусок мяса, что Милн все понял и притих, старательно отводя взгляд от взбешенной девушки. Хорус встал из-за стола и сказал, что хочет пойти на улицу и подышать воздухом перед сном. Приводить его вызвался Гриша.
— Как же хорошо, что вы не прошли мимо, — в очередной раз сказал Хорус. — Мне здесь так хорошо, что я готов хоть завтра умереть.
— Не надо умирать. Живи долго и смотри, как будет меняться мир в лучшую сторону.
— Смотри? — расхохотался старик. — Ну ты и шутник!
Гриша тяжело вздохнул и поднял взгляд на черное небо с миллионами сверкающих огней.
— Не хочешь поделиться со мной своей горестью?
— О чем ты? — не понял юноша.
— Я слышу и чувствую, что твоя душа не на месте. Знаю, ты хотел попасть домой, но может, тебя еще что-то волнует? Я отличный слушатель для тех, кто хочет быть услышанным.
Гриша обернулся, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает, и сказал вполголоса:
— Я не всю правду рассказал о том, что видел, когда меня схватил Пустынный.
Хорус кивнул, чтобы тот продолжал.
— Они притворялись.
— Кто?
— Люди. Это притворные улыбки, они ничего не значат. Их белоснежные зубы и растянутые губы, как маска. На самом деле, им не весело. Они играют в счастье, будто хотят сказать: «Ай-да все к нам! У нас хорошо и весело», но это не так. Демон заманивает людей в тот чудесный мир. В мир — мечту, но лишает их главного — души. Эти люди оторваны от корней, от своей земли, от того святого, что вкладывали в них поколения предков. Они, как бабочки-однодневки, без прошлого и без будущего.
Хорус задумался и принялся чесать заросшую щеку.
— Так ты больше не жалеешь, что избавил город от демона?
— Нет, не жалею…Только еще сильнее захотел домой. Я здесь чужой.
В дверях появилась темная фигура и на улицу вышла Назифа.
— Пойдем гулять? — несмело спросила она.
— Да, пойдем. Только воды Бонапарту дам, — бодро сказал Гриша, наклонился к Хорусу и прошептал. — Спасибо за то, что выслушал. Ты мне очень помог.
Старик кивнул, а юноша вышел за ворота и побежал к соседнему дому, в амбаре которого они поселили Бонапарта.
— Боня, это я, — подал он голос и отпер широкую деревянную дверь. — Как ты, дружок?
Конь подошел и опустил голову на его плечо.
— Соскучился? И я. У моего батюшки кобылка есть, Звездочка. Вы бы с ней отлично смотрелись: ты — черный, она — белая. Прям, как мы с Назифой, только наоборот: я — белый, а она — смуглая. Я и раньше слышал о неграх, но никогда их не видел. Интересно, а какого цвета у нее… Ладно, не будем об этом.
Вдруг конь дико заржал и встал на дыбы.
— Ты чего? — изумленно произнес Гриша, но не успел отскочить и получил копытом по лбу. Последнее, что он видел, это яркие вспышки звезд, которые почему-то стали гораздо ближе.
***
— Ку-ку…ку-ку…ку-ку…
— Кто кукушкой заделался? Вот встану и летать отправлю, — недовольно пробурчал Гриша и открыл глаза.
Прямо перед ним повис яркий белый лик луны. Вдали горели желтые огоньки в окнах домов родной деревеньки.
— Не может быть, — прошептал он и прижал руку ко рту. — Вернулся.
Спину грела теплая печная труба, одного сапога не было, а по двору неспешно шел Василий с охапкой дров.
— Сплю я или нет? Не пойму…Эй, Вася!
Василий остановился, задрал голову и хрипло спросил:
— Чего изволите, Григорий Степанович?
— Долго я на крыше сижу?
— Долгонько. Батюшка с Елизаветой Николаевной за стол ужо сели. Ужинают. Вы бы спустились и тоже порося отведали. Повариха хвасталась новым…как его, — задумался он. — А-а-а, руцептом. И щец вкусный, я пробовал. А пирог с потрошками просто объедение. Сам не пробовал, но пахнет вкусно.
У Гриши от волнения вспыхнули щеки и затрепетало сердце.
«Я дома! Или опять сон?»
Он встал и начал медленно сползать с крыши. Тем временем, Василий скрылся в доме и двор опустел.
— Та-ак, где-то здесь должен быть выступ.
Вдруг снизу раздался щелчок. Гриша обернулся и замер, в ужасе глядя на огромную темную фигуру.
— Пустынный, — еле слышно прошептал он. — В этот раз ты меня не получишь!
Он повернулся к крыше веранды, но следующий шаг пришелся как раз на острый выступ.
— А-а-а-а! — закричал он и кубарем полетел вниз.
Однако вместо жесткого приземления, его мягко поймали и бережно опустили на землю. Гриша медленно повернул голову и увидел над собой широкоплечего кузнеца.
— Филя? Ты?
— Я, барин, — зычным голосом ответил тот. — Осторожнее надо по крышам-то лазить. Не ровен час, упадете и шею сломаете.
— Не каркай!
«Приснилось мне, что ли? Может, не было никакого демона, ни Ура, ни Назифы?»