хвостом.
Марсий приподнял голову утопленницы, засунул палец в приоткрытый рот и надавил на язык.
Безуспешно. Шлёпнул её по холодной щеке. Снова нажал на язык. Наконец он перекинул тело через колено и продолжил свои попытки. Девушка дёрнулась.
— Тааак!
Селин вдруг начала судорожно дёргаться, и в лодку хлынул поток морской воды.
— Давай-давай! Дыши!!! — заорал Марсий и умолк, вспоминая об опасности чутких морских тварей.
Лодка ходила ходуном, рискуя опрокинуть их обоих в воду.
Виконтесса мучительно закашлялась. Её колотило. Марсий содрал с себя бушлат вместе с рубашкой и завернул в них Селин.
Розовеющие губы тряслись, будто откусывая, хватали воздух. Когда вдруг из воды выскочила огромная чёрная туша морского гиганта, пролетела прямо над ними и скрылась в воде.
Высокая волна швырнула их обоих на дно лодки. Марсий едва успел схватить Селин в охапку и прижать к себе.
Он рывком выпустил из искусственной руки лезвия и только потом понял, каким бессмысленным и жалким был этот жест против глубинных монстров. Но он сделал бы его вновь и вновь, даже понимая, насколько это было бесполезно…
Всего в нескольких метрах над ними, взмахнув плавниками, по низкой дуге пролетел огромный глубинник, закрыл собой рассветное солнце и окатил водой.
Массивная туша плюхнулась в воду, и лодка едва не перевернулась из-за волн.
Сердце капитана бешено стучало.
Рядом выскочил ещё один монстр.
И ещё.
Через место стоянки «Стремительного» проходила целая стая. Огромные водяные горы, поднятые полчищем глубинников, сталкивались и бились, опрокидывая друг на друга пенные шапки. Вода кипела, словно в насмешку над тихим послештормовым безветрием.
Марсий зажмурился и вжался в дно лодки, закрыв собой слабо сопротивляющуюся девушку.
— … не тронут… — вдруг прохрипела Селин.
— С чего вам знать? — Он вспомнил те немногие останки, что находили после нападений глубинников, и содрогнулся.
Только когда стая ушла, и волны улеглись, он взялся за вёсла и начал грести к кораблю.
У него не осталось сил отпустить дежурное дурачество или даже ухмыльнуться Селин, которая закуталась в бушлат и украдкой разглядывала его татуировки на торсе и руках.
Марсий размышлял, что сейчас, должно быть, в глазах леди де Круа он выглядит весьма импозантно, с таким-то рельефным телом и вбитой в него летописью заслуг перед Гильдией. Размышлял он и о том, что многочисленные мореходские узоры, покрывающие почти всё его тело, не скроют от проясняющегося взгляда пассажирки и рубцы ожога на руке с протезом.
И ещё капитан Марсий очень, очень не любил расспросы.
Следы полуночной схватки со стихией растаяли в обманчивом покое мягких линий волн. Уходящий день алел закатом, и только обломок грот-мачты с обгоревшим парусом напоминал «Стремительному» и его экипажу о том, как изнурительно прошла ночь.
21. ВОЗМЕЗДИЕ
— Селин, прекраснейшая моя кузина, прости меня! Во имя Всеведущего, умоляю, прости! — голос срывался, а сам Антуан сидел на стуле у кровати де Круа и громко причитал.
Он ронял голову на руки и бился лбом о ладони. Попадись ему хоть щепоть пепла, она немедленно была бы отправлена в посыпание ангелических вихров кузена.
Впрочем горевание его хоть и было картинным, но искренним. И интенсивным.
Как и мигрень, которая развилась вследствие переутомления и несмолкающих восклицаний кузена.
В её грудине так болело, что повторять вновь и вновь, что де Круа его прощает, уже не было никакой возможности.
Несколько одеял, в которые её завернула Карин, особо не грели. Они скорее препятствовали поступлению теплоты из окружающего воздуха. Не согревал и горячий чай. Он только болезненным комком проваливался из горла куда-то в живот. Даже солнце, бьющее прямо в лицо через окно каюты, резало глаза, заставляло щуриться, но не грело, и оттого казалось фальшивым.
— Как бы ни было ужасно случившееся, ты заметила, да? Ты заметила, что я истинно уверовал, и никакие волны не смогли поколебать моей решимости под ударами жестоких вод! Тому причиной — единственно сила веры, дорогая кузина! Ведь я остался на корабле, в то время как тебя всё же унесло в жестокое море!.. Моя бедная Селин!..
Де Круа недоверчиво скосила на кузена глаза. И пожалела, что воспитание не позволяет попросить его наконец заткнуться.
Благоговейная страсть в сбивчивом голосе выдавала, что Антуан и в самом деле преисполнился в познании. Селин даже начала прикидывать, как бы и ей самой провести опыт в прочтении Катехизиса Святого Люциуса впополам с бутылкой портвейна.
— Не есть ли истинное чудо, чудо, что и ты сумела выжить! Может тому причиной стали мои истовые молитвы⁈ Готов побиться об заклад, то ангелы извлекли тебя из объятий сна смертного, ибо я взывал к ним!.. Ты же должна понимать: все здесь шептались, от боцмана до юнги, дескать миледи — не жилец! Ах, как же хорош капитан Марсий! Он — настоящий герой! Он дерзнул ринуться за тобой в кишащую водяными чудовищами пучину!
— Да, точно, мошер, ангел и есть, — хрипло бросил Брут из коридора и прошёл в каюту де Круа. — Только я тебя по-человечески прошу, — не ходи на палубу, пока на ней твой ангел зверствует…
— Что… — прохрипела Селин и закашлялась.
Чай попал не в то горло.
Наёмник раздражённо мерил шагами каюту.
— Я и сам считаю, что наказания должны иметь место. Их задача — внятно разъяснять провинившимся, что малейший проступок может пустить всех ко дну… Но… — Он задумался. — Как-то не по-людски это, понимаешь? На рее уже болтается парочка из команды. Ясен пень, за дело… Все-таки ну и порядки тут… Не нравится мне это, Птичка…
Жестами Селин велела всем удалиться и принялась спешно одеваться.
Её представление о Гильдии с каждым днём разбивалось на тысячи осколков, как бы она ни мастерила стройную картину понимания.
Вместо могущественного перевозчика-монополиста в её сознании начинал проступать совершенно другой образ. Всё сильнее де Круа склонялась к пониманию мира Витала как суровой тоталитарной системы. Возможно благодаря которой их общество и пришло к непревзойдённому уровню развития относительно всех прочих, но…
Можно ли было оплатить кровью своих же людей дары прогресса? Стоили ли они того?
В сопровождении Брута и Антуана де Круа поднялась на верхнюю палубу и обомлела.
Перед ними развернулось безобразное представление.
Пара подвешенных мореходов — хвала Всеведущему, не за шею, а вниз головой за ноги, — болтались на нижней перекладине средней мачты и размахивали руками. Вокруг них толпилась вся команда «Стремительного». Пара юнг с дрожащими подбородками отвязывала стонущего матроса с багровыми полосами на спине от вертикальных, похожих на веревочные лестницы, канатов. Его тут же подхватили под плечи и понесли