Даже если это так, ты имеешь привычку многое о себе не рассказывать.
Я не знал, что ответить. Собственно, эти слова не подразумевали, что на них надо отвечать. Джефферсон встал напротив окна, как хозяин, окидывая взглядом свои владения.
— Знаешь, я видел много людей. Как ужасных охотников, так и лучших из лучших. Часть из них была куда достойнее тебя. Но знаешь, что с некоторыми из них стало при встрече с изгнанником?
— Смерть, — ответил я.
— Именно. Будь ты хоть самым достойным человеком в мире, изгнанники с одинаковым аппетитом съедают и тех, и других. Я был знаком с юными дарованиями, где профессия охотника переходит от отца к сыну с детства. Их знания были близки к идеалу, тренировки велись с самого детства, а учителями выступали лучшие из лучших. Они ходили с ними на охоту, чтобы постичь все тонкости охоты. А потом они погибали при первой же самостоятельной охоте. Причина — отсутствие опыта. В критической ситуации они терялись или принимали неверные решения. Поэтому, когда мне говорят, что победить изгнанника и не какого-то, а иллюзиониста помогли знания и удача, это вызывает у меня не больше, чем улыбку от интересной сказки.
— Всякое случается на охоте.
Он обернулся.
— Именно эти слова и сказал бы любой из нас, Грант. Всякое случается на охоте. У меня богатый опыт, я через многое прошёл и многое повидал. Не будет ложью сказать, что я успел встретить почти всех возможных изгнанников, которые только существуют. И то, что я вижу, говорит о том, что ты не в первый раз их встречаешь. Мне лишь интересно, почему ты так упорно это скрываешь. Даже не прошлое, а тот факт, что опыта у тебя достаточно, чтобы нивелировать отсутствие дара.
— У каждого есть свои секреты, господин Голд, — ответил я, встретившись с ним взглядом.
— Будь ты посговорчивее, и я бы даже подумал о том, чтобы действительно позволить моей младшей дочери встречаться с тобой. Такие люди нужны в семье охотников.
— Я не смею претендовать на руку вашей дочери, господин Голд. Ей гораздо больше подойдёт кто-то ей по статусу.
— Твои слова, да ей бы в уши, — вздохнул он.
В этот момент в комнату вернулась Алианетта. Окинув нас внимательным взглядом, который особенно сильно задержался на отце, она смиренно произнесла:
— Ужин готов.
Должен отметить, что в отличие от чая ужин меня не разочаровал. Разве что порции были рассчитаны на кого-то явно меньшего размера, чем мы. Ты смотришь на огромную тарелку, где в самом центре лежит маленький кусочек. Один укус, а еды уже и нет, откуда возникает вопрос — на кого это рассчитано? На людей, у которых нет аппетита?
Единственное, что нивелировало подобное — количество. Здесь и рыба в лимонном соусе, и какой-то очень нежный морепродукт, что таял во рту, и мясо на гриле под соусом, и чего только нет. Должен признать, что мои вкусовые рецепторы сходили с ума от наслаждения. Уж что-что, а готовить они умеют.
Отложив салфетку на стол, я удовлетворённо выдохнул. Несмотря на то что и закончил самым последним, я мог сказать, что хотя бы ради этого стоило сюда прийти. Местная еда не перестаёт открываться для меня самым необычным способом. Возможно, именно поэтому люди переходят на сторону хаоса — ради такого стоит стать еретиком.
Меня как током ударило в этот момент, пусть я и не показал этого. От этой ереси, нашёптываемой той частью сознания, в которой укрылся подлый голос хаоса, мне захотелось забить самого себя. Я бы с удовольствием убил ту тварь, что закралась мне в голову, если бы была такая возможность. Но рано или поздно я найду возможность с ней расправиться.
После ужина последовал диалог ни о чём. Отец Алианетты спрашивал меня об успехах, кем я себя вижу, что думаю по поводу последних новостей. Джефферсон вёл себя, как и было положено хозяину дома, не возвращаясь при дочери к той теме разговора, которую затронул ранее.
Но он ничего не забыл. Его взгляд прямо говорил, что он всё знает.
За разговорами меня привели в оружейную, которая была своеобразным музеем. Это была проверка, посмотреть мою реакцию на оружие, которое здесь было. А посмотреть есть на что. Мечи меня не интересовали, хотя они были семейной реликвией, но вот огнестрельное оружие было уже куда интереснее. От винтовок крупного калибра до автоматов.
А когда глава семейства отлучился, Алианетта не заставила себя долго ждать.
— Он тебя не обижал? — вопрос был задан так, будто я ребёнок. Не обидно, но странно.
— Мы просто поговорили о планах на будущее, — кратко ответил я.
— Мой отец строгий, но он добрый и справедливый, так что ты не суди его строго, хорошо? Просто он боится, что ты какой-нибудь дворовый парень, который хочет подняться по статусу за счёт меня.
— А если так оно и есть? — задал я встречный вопрос.
— Тогда ты слишком плохо стараешься, — улыбнулась она. — Как тебе вечер?
— Всё отлично.
— Заученная фраза на все случаи жизни при встрече с аристократами. А если честно?
— У вас хороший повар.
— Это да, отец очень привередлив к еде. Он считает, что хороший охотник лишь тот, кто хорошо питается, и очень трепетно к этому относится.
— Твой отец прав на этот счёт. Здесь мы с ним одних взглядов.
Весь остальной вечер прошёл без каких-либо приключений. Меня пригласили прогуляться по саду на территории их поместья, как они называли это место.
Отца рядом не было, но было двое охранников и две служанки. Намёк был понятен без слов, пусть Алианетта сама пыталась проявить здесь инициативу и хитрость. Никто из присутствующих так или иначе не мог сказать ей ни слова, когда она сама брала меня за локоть, невзначай прижималась и шептала на ухо. Чаще всего, слухи про тех, кто идёт с нами в сопровождении. Я считаю, что она делала это, чтобы позлить отца — ему точно обо всём доложат.
Под конец меня проводили до самого крыльца, где уже ждала охрана, чтобы довести меня до ворот. Будто боятся, что появится мысль здесь в кустах спрятаться и остаться у них.
Встреча прошла удачно. Мы нашли определённый язык с её отцом, это можно было считать успехом. Он был подозрителен к незнакомцу, что было хорошим показателем. Строгий, уверенный и крепкий, в нём чувствовалась военная выучка, вбитая в голову опытом работы в его сфере. Такой человек был ближе мне по духу, чем те, с кем приходилось общаться в гимназии.
Его можно было назвать своим человеком. Возможно, он был из тех людей, кто примет Империю без сопротивления, понимая важность её существования, и сможет повлиять на выбор других. Ведь Джефферсон не был из тех, кто любит купаться в роскоши, показывая это каждому встречному — это было по его дому, по его детям, по нему самому. Он защищал людей так же, как защищала их Империя.
Этот вариант требовал дальнейшей проработки.
О том, что мы нашли общий язык, говорило и последнее его предложение присоединиться к его семье в качестве их человека. Я отказался. Стать их человеком — это потерять свободу, что сразу бы ограничит меня и разрушит все дальнейшие планы, осложнив миссию. Мне нужен был статус, но мне нужна была и свобода действий, которой я был лишился прими его предложение.
Но в будущем, мне кажется, мы ещё встретимся с ним не раз.
* * *
Вечер закончился.
Джефферсон провожал взглядом юношу до самых ворот, наблюдая за тем, как его выводят с территории его дома.
— Как он тебе? — была тут как тут и его дочь.
— Не знаю.
— Ну не таким ты его себе представлял, верно? — не унималась она.
— Не таким, — здесь он мог согласиться с ней.
В своей голове он представлял совершенно иного человека и ожидал увидеть дворового парня, который будет или бахвалиться своими скромными достижениями, или заниматься лизоблюдством, лишь бы получить место в их доме.
Но едва он встретился с юношей, как стало ясно, что человек перед ним имеет мало общего с тем, кого глава семьи рисовал в голове. Достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы понять, что это не простой гопник с улицы. Но и не человек, которым пытался выглядеть.
Его взгляд был внимательным, холодным и пустым. Он держался уверенно и спокойно, не показывая ни малейшего страха перед тем, кто выше его по статусу и явно сильнее. Взгляд и поведение охотника, который
