точно не убьёшь, — хозяйка поливает мёдом хлебную корочку, и густая тёмная струйка тянется, как в замедленном времени.
Я всё ещё гадаю, солёное это яство или острое? Или ни то, ни другое?
— Тут всё проще, — уверяет Хорпа, наслаждаясь неизвестным вкусом, — дракон роняет в жизни одну слезу — когда умирает. И слеза эта застывает, не долетев до земли. Из неё и выходят самые прочные клинки.
— С буковками? — распахивает глаза Эйка.
— Буквы — боевое заклятие, — поясняет старушка, доедая хлеб, — чтобы любая рана была тяжёлой, а смерть мучительной.
Такая осведомлённость в опасных чарах настораживает, но загадка манит, как бездна.
— Про магию спорить не стану, — соглашаюсь я почтительно, — и легенда красивая. Но мы просмотрели множество книг, и ни в одной не написано, где живут драконы.
— Здешние книги не для чужих глаз, — поясняет хозяйка, слизнув с перстня горько-сладкую каплю. — А своим не надо объяснять очевидное.
— Что же тут, очевидного, — удивляюсь я, — если можно весь остров обойти и не наткнуться на этих тварей?
Наверняка, оно, и к лучшему.
— Дурень, — Хорпа ударяет меня двумя пальцами по лбу. Больно, кстати. — Да ты и есть дракон.
Я открываю рот и закрываю его обратно, не придумав вопроса. Оглядываюсь на Эйку. Она испуганно трясёт головой, тоже впервые слышит про такое диво.
— Вы хотите сказать, что в подобное… существо можно превратиться? — спрашиваю я в лёгком параличе. — Этому специально обучают?
— Учиться нечему, — отмахивается трактирщица. — Многие так и думают, что волшебники меняют обличье, становясь драконами. На самом деле, это драконы становятся людьми, и нет никаких волшебников.
Нет волшебников — прямо скажем, убийственное откровение! Эйке отлично слышно, как моё сердце заходится дробью, а потом падает в яму. Я тут же ощущаю на запястье её ледяные пальчики и поглаживаю их под скатертью.
— Зачем же оно понадобилось им… Нам? — растерянно обращаюсь я к Хорпе.
— Забава такая, — не вполне понятно объясняет она, глядя при этом на Эйку.
— То есть я родился драконом? — предполагаю я осторожно.
Старушка неожиданно разражается хохотом.
— Это было бы то ещё зрелище! — признаёт она, отсмеявшись. — Нет, милый, рождался ты, как все люди. В этом уж я понимаю, можешь мне поверить. Как-никак, я пятнадцать сыновей выносила! Но сколько бы ни сменилось поколений, дракон всегда один. Это своего рода бессмертие. Тела меняются, но ты всё помнишь.
— Он не помнит, — одними губами произносит Эйка, глядя на Хорпу, — он только себя помнит.
— Хитро, — кивает старушка. — А ну как воплотится ненароком? Беды бы не было!
Что за манера — говорить обо мне так, будто я за стенкой? Это неприятно. Неприятнее только намёки Хорпы на то, что я сам — сон и шутка бессмертной твари. Одно перо в его хвосте.
— Ну да, — подтверждает Эй с дрожащей улыбкой, — память передаётся через кровь, за этим и надо рождаться в человеческом облике. А драконы, наверное, из яиц вылупляются, это совсем не то. Но как же они научились людьми становиться?
— Ели их в больших количествах. Вместе с памятью, — предполагаю я хмуро.
И боюсь, что не сильно ошибаюсь. Во всяком случае, Хорпа не возражает. Теперь они обе так на меня смотрят, что сразу не по себе делается. Я должен чашку выронить или разрыдаться? Или разнести крыльями дом? Можно уже пойти запереться в скорлупе?
— И как же… Как избежать возвращения в истинный облик?
Старуха глядит на меня, как на сумасшедшего. Эйка нервно теребит коготками бахрому скатерти.
— От себя не убежишь, — медленно произносит Хорпа, — бывают случаи, когда не превратиться нельзя.
Эй пихает меня ножкой под столом, но мне надоело ничего не понимать.
— Например? — доискиваюсь я с неприличным упрямством.
Не помешало бы разобраться, при какой фазе луны возможна такая внезапная метаморфоза.
— Например, если её убить, — Хорпа указывает на Эйку пальцем с чёрным перстнем.
Эй весело скалится:
— Не надо меня убивать, я и так мёртвая! Хотя… Тогда тебе не придётся плыть по волнам! — поворачивается она ко мне. — Лети на все четыре стороны! Вдруг в этом и есть моё назначение?
— Не обнадёживай понапрасну! — улыбаюсь я через силу. — Будь всё так просто, остальные маги улетели бы с острова. Зачем же они строили корабли?
— Чем чаще ты рождаешься человеком, тем меньше в тебе от дракона, — объясняет Хорпа, покручивая на пальце кольцо. — Нет нужды воплощаться, если и так можно творить что душе угодно. В том числе, вечное и прекрасное, — прибавляет она, ободряюще улыбнувшись Эйке.
Всё равно не понимаю.
— Так драконы слишком хороши или слишком плохи, чтобы оставаться людьми?
Когда Хорпа переводит на меня взгляд, улыбка из её глаз пропадает.
— И то и другое, — произносит она тем же размеренным голосом, — они разные. Как и все в этом мире. Но я уже сказала, что нет грани между тобой и драконом. Просто ты очень бестолковый дракон. Всё равно что новорождённый. Правда, по-настоящему они не рождались давным-давно. И почти так же давно не умирали. Хотя иногда стоило бы.
— Вероятно, во мне дракон умер, — предполагаю я с нервной усмешкой, — я не помню прошлых жизней. И никогда не раскрывал крылья. Так почему вы решили, что они у меня есть?
— А Перо чьё?
— У вас оно тоже имеется, — я бросаю взгляд на подставку для ложек, притулившуюся на краю деревянной стойки. В неё среди прочей утвари воткнуто и Перо — серебристо-чёрное, острое, будто нож.
— Куда же без Пера? — улыбается трактирщица. — Магия — рисунок огнём по воздуху. Но летать для этого необязательно.
— А вы умеете лететь?
Сам не знаю, верю я в это или нет.
— Ни в коем случае, — успокаивает Хорпа, — на потеху я не превращаюсь, да и крылья давно растеряла.
Может, она говорит в переносном значении, а может в прямом. Или в обоих значениях. Пока я размышляю над этим, Эйка поднимает на хозяйку задумчивые глаза:
— Если у вас пятнадцать сыновей, это значит, что дракон возродится в каждом?
— Это значит, что он не возродится, — отвечает Хорпа, тяжело поднявшись из-за стола, — что-то разговоры у нас пошли невесёлые! Сыграем лучше в кораблики. Уж это ты умеешь?
Мне бы не хотелось краснеть под её взглядом, и я признаюсь с улыбкой сожаления:
— Умею. Но играю неважно.
Ситуация кажется одновременно забавной и жуткой.
— Кто же в наши дни хорошо играет? — вздыхает Хорпа, извлекая из-под стойки поцарапанную игральную доску.
Её заскорузлые пальцы с неожиданной ловкостью расставляют фигуры по голубому полю. Кораблики потрёпаны многолетними бурями, но видно, что изготовлены они куда искуснее тех, что я оставил на маяке.
Выбирать цвет хозяйка
