реформ в России», скорее отягощали будущую карьеру Путина, чем помогали ему. Впрочем, существует мнение, что Ельцин выбирал Путина вовсе не для продолжения реформ, а как гаранта безопасности. Ирина Хакамада утверждала, что «речь шла о том, чтобы гарантировать не только безопасность Семьи (хотя и ее тоже), но и безопасность сложившихся структур власти, армии, страны в целом»[545].
Так или иначе, но своей популярностью В. Путин обязан не столько Ельцину, сколько успешному началу военных действий в Чечне и решительным заявлениям, которые он как новый глава правительства делал по этому поводу. Так, 23 сентября 1999 года в ответ на серию террористических акций в российских городах (взрывы жилых домов 4 сентября в Буйнакске, 9 и 13 сентября в Москве и 16 сентября — в Волгодонске), объявленных делом рук чеченских террористов, российская авиация нанесла ракетно-бомбовые удары по городу Грозному. Такое бывало и раньше, но в отличие от Ельцина, который всячески старался снять с себя ответственность за бомбардировки, В. Путин от них не отмежевался, напротив, уже 24 сентября, выступая в Астане (Казахстан), он решительно заявил, что авиаудары наносятся по базам террористов и «это будет продолжаться, где бы террористы ни находились… Если найдем их в туалете, замочим и в сортире»[546].
Как оказалось, эта фраза имела оглушительный успех в обществе — все социологические службы зафиксировали стремительный взлет популярности Путина в условиях, когда российское общество было напугано серией террористических акций. И Путин развивал этот успех. 21 января 2000 года, накануне регистрации Центризбиркомом инициативной группы по выдвижению его кандидатом в президенты, В. Путин на заседании коллегии МВД предупредил о возросшей опасности новой волны террористических актов чеченских сепаратистов в российских городах. Как показывают социологические исследования, периоды взлета рейтинга В. Путина непосредственно следуют за его жесткими заявлениями по отношению к «чеченским террористам и сепаратистам». Так было в октябре 1999 года (выступления после сентябрьских террористических актов в городах России и в связи с началом второй чеченской кампании); в январе 2000‐го (после штурма Грозного) и в ноябре 2002‐го (после штурма в Москве Дома культуры на Дубровке, захваченного террористами)[547].
До 2004 года война в Чечне и борьба с терроризмом сохраняли важное место в риторике Путина, оставаясь основным фактором политической мобилизации российского общества. Эти темы занимали одно из центральных мест во всех его ежегодных посланиях Федеральному собранию и во всех случаях служили для продвижения идей «сильного государства», «удержания целостности страны», «восстановления, законности и порядка». Вместе с тем в каждом послании менялись акценты, расставляемые президентом. В первом послании 2000 года, когда не было необходимости как-то оправдывать военные действия внутри страны (они тогда поддерживались большинством населения), В. Путин говорил о непонимании за рубежом чеченской политики России:
Россия столкнулась с системным вызовом государственному суверенитету и территориальной целостности, оказалась лицом к лицу с силами, стремящимися к геополитической перестройке мира. Наши усилия избавить Россию от этой опасности подчас трактуются необъективно и односторонне, становятся поводом для разного рода спекуляций[548].
Во втором послании акцент делается на достигнутых успехах, и эти идеи обращены к внутренней российской аудитории.
Еще совсем недавно звучало: армия находится в состоянии разложения, и в военной сфере нам нечего рассчитывать на сколько-нибудь заметные результаты. А в политической сфере мы якобы не можем ожидать ничего позитивного, так как не найдем ни одного чеченца, который поддержал бы усилия федерального центра по борьбе с террористами и наведению конституционного порядка. Сама жизнь показала, что оба эти тезиса являются ложными[549].
В 2003 году тема чеченской войны использовалась Путиным для обозначения перехода к новой политической эпохе, связанной с его именем: «Прошедший в республике конституционный референдум подвел черту под эпохой безвременья… Все это закончилось»[550].
В те годы в российском обществе царила надежда на то, что силовыми или просто административными мерами можно исправить положение в стране после неудач либеральных реформ. При этом военные успехи начальной фазы второй Чеченской войны больше, чем какие-либо теоретические аргументы, подталкивали россиян к такому образу мысли. Начала меняться вся архитектура внутренней политики России. Если во времена Ельцина основной ее осью было противостояние «демократов» и коммунистов, то во времена Путина, при общем спаде политической активности общества, центр политических дискуссий сместился в сторону противостояния между традиционалистами-державниками как самой влиятельной политической силой и политическим меньшинством в лице либералов-западников. Главной в политике стала идея выстраивания вертикали власти с президентским аппаратом на ее вершине и усиления роли традиционных для России силовых рычагов управления, таких как прокуратура, милиция, силы безопасности и др. В этом контексте естественным было создание федеральных округов во главе с полномочными представителями президента. Эта конструкция выглядела возвратом к советской традиции назначения в регионы полномочных представителей центра — партийных секретарей. Такая советская традиционность в конце 1990‐х годов придавала путинскому проекту дополнительную привлекательность.
Два подхода к сохранению целостности страны
Ельцин пришел к власти в период, когда угроза целостности России была наибольшей. После того как российские республики продемонстрировали «парад суверенитетов», непреодолимое желание повысить свой статус возникло у российских краев и областей. О своем суверенитете объявили даже административные районы в некоторых городах. Инерция распада СССР набирала силу, и никто в то время еще не знал, когда и на каком территориальном уровне она может завершиться.
Сложившаяся политическая ситуация в значительной мере продиктовала политическую стратегию Ельцина во взаимоотношениях с наиболее активной тогда частью общества — региональными политическими элитами. И, на наш взгляд, именно стратегия Ельцина, основанная на переговорном процессе, на достижении компромиссов, взаимных уступок, сделанных как федеральной властью, так и лидерами республик, помогла переломить негативные тенденции в федеративных отношениях. Договоры между федеральным центром и органами власти субъектов Федерации, а также Договор об общественном согласии (1994), подписанный всеми субъектами Федерации, кроме Чечни, значительно ограничили возможность объявления кем-либо из руководителей республик, краев, областей о выходе из состава Федерации. За расширение прав региональной элиты на федеральном уровне региональные лидеры обязались усмирить наиболее радикальные национальные движения.
Эти перемены тогда были замечены российским общественным мнением. В массовом сознании россиян постепенно росла уверенность в том, что целостность России укрепляется, а главное — уменьшается угроза вооруженных конфликтов, неизбежного спутника распада страны. Но прошло время, и политика компромиссов стала восприниматься в сознании большинства россиян как стратегия односторонних уступок республикам, как начало развала России и даже как злой умысел: «Те же, кто развалил СССР, теперь разваливают Россию».
Большей частью такие представления имеют мало общего с реальностью. Однако с точки зрения воздействия
