Книга Джанан. Пленница тирана - Екатерина Орлова

После обеда я решила ненадолго прилечь, так как сегодня во время уборки слегка потянула спину, за что заслужила целую лекцию от тети Хафизы. Она отчитывала меня со словами, что на таком сроке беременности уже нельзя носить тяжелое ведро с водой. Подумаешь, срок, всего седьмой месяц.

Проснувшись, открываю глаза и поглаживаю живот. Судя по всему, наш с Заидом сын тоже просыпается, потому что я чувствую, как он легонько пинается. Улыбка растягивает мои губы. В последнее время она уже не такая грустная. В какой-то из дней я просто отпустила Заида, отчаявшись ждать его чудесного появления. Не могу сказать, что смирилась, но, наверное, для меня стало более важным сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. Бесполезно тешить себя призрачными надеждами, которые никогда не оправдаются.

В тот день меня разбудило ощущение, словно я услышала свое имя, произнесенное тихим голосом Заида. И это было настолько реально, что мои глаза распахнулись и начали шарить по комнате в поисках источника голоса. Сердце колотилось в неровном ритме, срывалось и замирало, а потом снова разгонялось. Я приложила руку к груди и, расплакавшись, последний раз произнесла слова любви, которые тот, кому они предназначались, уже не услышит.

Инас с Аруб в гостиной разбирают новый сложный узор для скатерти, тетя Хафиза замешивает тесто на хлеб, чтобы испечь его завтра рано утром. Я выхожу на улицу и присаживаюсь на скамейку, глядя на море. Как же мне иногда хочется начать писать стихи или сочинять музыку. Чтобы, любуясь шикарными закатами, придумывать что-нибудь вечное и незабываемое. Например, написать – хотя бы в своей голове – красивую мелодию, показывающую всю гамму чувств, которые я испытываю, глядя на заходящее солнце. Выразить всю боль и отчаяние по поводу исчезновения Заида и вложить в ноты ту любовь, которая ушла вместе с любимым мужчиной, и новую, которую я уже щедро дарю нашему пока нерожденному ребенку. Тетя Хафиза сказала, что я наверняка ношу сына, потому что, по ее словам, у таких женщин, как я, рождаются только сыновья. Не знаю, что она имела в виду под «такими женщинами», так как не стала делиться этим, но после ее слов я и сама поверила в то, что рожу наследника. Правда, без наследства, но я уже приняла решение хоть каким-нибудь образом применить свои скудные знания и умения, чтобы начать работать и дать своему ребенку все, что смогу.

Солнце уже практически спряталось за горизонтом, когда меня посещает очередная слуховая галлюцинация, и сердце внутри начинает трепетать. Я могу поклясться, что слышу, как тетя Хафиза спрашивает:

– Куда же ты пропал, сынок?

А за этим вопросом раздается до боли знакомый голос:

– Нужно было исчезнуть ненадолго.

Вскакиваю со скамейки и боюсь обернуться в сторону дома. Мне элементарно страшно посмотреть туда и осознать, что это игры моего разума, который все еще на что-то надеется. Полагаю, надеется тщетно, но разве можно вот так, за короткий срок, убить надежду? Переплетаю пальцы настолько крепко, что белеют костяшки, и пытаюсь сквозь шум крови в ушах услышать диалог, который ведется на заднем дворе, всего в нескольких метрах от беседки, в которой стою я, боясь пошевелиться. Мне слышен только глубокий тембр, резковатые нотки, которые присущи только его голосу. Даже когда он разговаривает ласково, я все равно их слышу. Он как будто впечатывает каждое слово в голову собеседника, поэтому его слова никогда не игнорируются и всегда воспринимаются всерьез.

– Джанан, – мое имя, произнесенное на выдохе, заставляет меня превратиться в каменное изваяние.

Из глаз бурными потоками выливаются слезы, заставляя меня зажмуриться. Тогда я тоже услышала только свое имя. Это наверняка снова галлюцинация. Но до чего же реальная.

Я слышу тяжелые шаги, которые стихают у меня за спиной, и, клянусь, могу почувствовать тепло большого тела прямо позади себя.

– Джанан, – еще один выдох, жар от которого я чувствую у себя на плече.

Делаю шаг вперед и медленно поворачиваюсь. Мне приходится схватиться за спинку скамейки, потому что внезапно ноги становятся ватными, колени слабеют, и я едва удерживаюсь в вертикальном положении. Это он. Живой. Осунувшийся и похудевший. Лицо хмурое, в грозном взгляде застыл весь пережитый страшный опыт, но теперь он пополнился еще остротой и пронзительностью, которые раньше лишь угадывались в нем, а теперь выступили на первый план.

Я жадно рассматриваю его, не в силах охватить картинку целиком. Замечаю надорванную мочку уха, широкий шрам на шее и еще один в углу глаза, лицо словно покрыто грубой темной коркой. Широкие плечи такими же и остались, но Заид определенно похудел, как будто высох. Соблазнительные губы вытянуты в тонкую линию, демонстрируя недовольство. Видимо, это последствия шока. Еще немного, и он придет в себя. Заид таким же блуждающим взглядом ощупывает меня с ног до головы, после чего впивается им в мое лицо.

Наконец я чувствую силу в ногах и бросаюсь к нему, но вместо теплых приветственных объятий он кладет руки на мои плечи и тормозит в нескольких сантиметрах от своего тела.

– Заид, – выдыхаю я, все еще растерянная от нашей встречи. – Ты жив!

– Жив, Амира, – сухо отвечает он, а я трясу головой, как будто пытаюсь сбросить с себя шок.

– Я – Джанан. Ты забыл? Но это ничего, уверена, память быстро к тебе вернется. У тебя тут такой большой шрам, – я тянусь пальцами к его шее. – Болит?

Заид легонько отбрасывает мою руку и делает шаг назад, выразительно глядя на мой живот. Я широко улыбаюсь сквозь слезы. Ну и пусть он меня не обнимает, это, видимо, от потрясения. Я буду улыбаться за нас двоих, и любить тоже. Во мне скопилось столько нерастраченных чувств, что я готова делиться ими с целым миром, и все равно еще много останется. Восторг затапливает меня, и я едва успеваю глотнуть воздуха, когда начинаю тараторить, быстрым движением вытирая слезы со щек.

– Видишь, да? Я беременна!

– Вижу, – мрачно отвечает Заид.

– Седьмой месяц уже. Сын очень активно толкается последние пару дней назад. А скоро будет еще чаще и ощутимее, так что ты сможешь почувствовать, как он это делает. А еще тетя Хафиза пообещала мне помочь продать украшения и купить на эти деньги одежду малышу. Сказала, что последние недели беременности пролетят так быстро, что я и не замечу, так что надо быть готовой к рождению ребенка. И тетя запрещает мне пить кофе, говорит, это вредит сыну. Это правда, Заид? Хотя откуда тебе знать? Ой, наверное, это было грубо. Ты меня прости, я просто сама не своя. Я ведь уже простилась с тобой. Думала, ты… – Я тяжело сглатываю. – Долго не хотела верить, хоть на меня и накатывало отчаяние. Но потом снова верила. Знала, что ты жив. А на прошлой неделе мне приснилось, что ты произнес мое имя. Как будто выдохнул с последним вздохом, и… Я так рада, что ты жив! Я…