и всю выручку ему посылаем. Отхожими работами нам заниматься нельзя, только то продавать, что на поле растет. Одни копейки нам достаются! — посетовала жена Котика.
— А кто, кроме меня, должен ехать? — спросил я, ничуть не расстроившись.
Уж лучше на ярмарке проветриться, чем арифметику выдумывать! Хорошо я считал лишь деньги, а в карманах моих давно было шаром покати…
— Та кому скажете, тот и поедет! — развела руками Маруся. — Но я всегда пригождаюсь! При мне и яблочка не своруют!
Избежать кандидатуры Маруси было невозможно. Дав волю народу (пускай едет тот, кто хочет, мне какое дело?), я поспешил ретироваться. Над селением уже собирались сизые сумерки, и вот-вот на пост, разогнав суетливую облачность, должна была заступить луна.
— Здорово, работничек! — догнал меня знакомый голос.
Я обернулся — Чуб как раз подходил к своему дому с противоположной стороны.
— Ты, конечно, молодец, что слово держишь… Да кто ж на подоконнике добро оставляет? — рассмеялся в усы Кузьмич, имея в виду подарок черта. — Наталка меня с утра чуть ли не прибила! Обожди минутку, она как раз еще не вернулась… Для такого только хорошая компания нужна! — Чуб юркнул в хату и уже через минуту присоединился ко мне не с пустыми руками.
А вечер обещал быть тихим…
— Ну и запашок! — отвернулся я, не сдержавшись.
— Воблочка! Да какая хорошая! — Кузьмич потряс связкой вяленой рыбы.
Права была Дина: если Чуб привязался, ни под каким предлогом не отстанет! Завалившись в мой дом, он принялся скорее расчехлять гостинцы. После прошлого раза я завязал с экспериментами, потому, вооружившись ножиком, учился чистить рыбешку.
— Знаешь же, что завтра наши на ярмарку едут? — начал с насущного Чуб. — Пан, когда уезжал, сказал Захару, что к началу октября мы его карманы пополнить должны. Летним сбором он остался недоволен…
— Надо так надо, — кивнул я, пробуя вяленую рыбу. На вкус оказалась неплохой, чаем запивалась хорошо.
— Вакула тоже снаряжается, у него ж теперь грамота есть! — довольно прочавкал старик. — Вроде и Андрийка, песий сын, ехать собрался…
— Чем тебе Андрийка не угодил? — ухмыльнулся без задней мысли.
Чуб тут же переменился в лице и, скрутив рыбешке голову, процедил сквозь зубы:
— Он мне Оксанку попортил!
— Оксанку? — нахмурился я, припоминая пару слов, брошенных вскользь. — А-а-а, среднюю дочку? Ты о ней почти ничего не говорил.
— Что тут говорить! Позор на все село… — шмыгнул носом Кузьмич. — Два года назад случилась и у нее любовь на сеновале… Да только Андрийка этот, бугай лысый, жениться на девке моей не собирался! К чертям его! В пекло! — Он стукнул по столу рукой.
— Подожди… бугай лысый? — Перед глазами всплыла потасовка, случившаяся в первый день моего приезда. — А это не с ним я трактир перевернул? Тот сыр-бор из-за твоей Оксаны был?! — ахнул я.
— Из-за нее, голубоньки! Теперь она у меня носа не показывает! — в сердцах воскликнул Чуб. — А то, что ты парень неплохой, я с самого начала понял! Напрасно только с дидько лысым спутался… Но кто из нас не совершал ошибок! — Старик по-дружески хлопнул меня по плечу и снова заговорил о своем: — Зря я ее тогда за Вакулу не отдал… Хороший мужик, силищи в нем — ого-го! Завертелась рядом с ним та прохвостка, а Оксанка моя, дура, на ласковые речи другого повелась… И до сих пор, гад, отстать не может! Морду ему пора набить…
— Ты погоди горевать, Чуб. Ситуацию же исправить можно… — пораскинул мозгами я.
— Ну и как? — недоверчиво прищурился он.
— Вакула у нас тоже не первой свежести… — Завидев суровый взгляд, исправился: — Я хотел сказать, сам был женат! Уверен, прошлое Оксаны его ничуть не смутит! Люди нынче сходятся и расходятся, это в порядке вещей!
— Да куда уж там… — совсем потерял надежду мой новый приятель.
— Между прочим, завтрашним походом заведую я. И если я не захочу, никакой Андрийка на ярмарку не поедет, — вспомнил слова Маруси. — Решено! Берем Вакулу, берем Оксану и утром выдвигаемся в Балдейкино! Налаживать нужно не только торговлю, но и личную жизнь!
Поначалу Чуб отмахивался, мол, два раза в одну реку не войдешь, былого не воротить… Но когда главный гостинец был опустошен, он уже охотно собирал своей Оксане приданое.
— Черевички красные… и бусы! Бусы! — бормоча, клевал носом Чуб.
— Вставай давай! Я тебе не Наталка — с утра не подниму! — пытался растолкать его я.
Раза с пятого таки получилось. Сжав кулак, Кузьмич потряс им на прощание в воздухе и, пошатываясь, поплелся по дороге. Я почти сразу услышал шелест ближайших к дому кустов. Пришлось бежать, поднимать горе-отца и под руку вести в хату к жене. Она-то его быстро в чувство приведет!
Вернулся я далеко за полночь. Во всем доме брезжила одна-единственная свеча, скупо освещая портрет Гоголя.
— Казалось бы, история — столь непредсказуемая вещь… Однако все в нашей жизни имеет свойство повторяться, — задумчиво произнес дядька, за вечер не проронивший ни слова.
Не придав этому значения, я прошел в спальню и в одежде повалился на кровать. Скоро петухи отсчитают ночь, и придется снаряжаться в путь…
29.2
Едва золотистые лучи пронзили горизонт, вся Чертова заводь стояла на ушах. Около чащи, через которую и предстояло ехать, собиралась галдящая толпа. Вовсю снаряжались телеги, подмазывались колеса, таскались набитые доверху мешки. Руководила процессом Маруся.
— От капусты избавляться надо, в отдельную ее укладывай! — кричала она своему Котику, еле держащемуся на ногах. — Сюда еще мешок с яблоками влезет!
— Ну и утречко! Все друг на друге! — нашелся в суматохе Чуб. — Оксанка, ты ж с завхозом нашим не знакома? Хороший мужик! Деятельный! — хлопнули меня по спине.
Обернувшись, я увидел черноволосую, необыкновенно хрупкую девушку. Большие карие глаза смотрели смущенно и растерянно. Тогда, в трактире, я не особо к кому-то приглядывался, тем более Оксана с места потасовки сбежала первой. Однако теперь я был удивлен, что Вакула предпочел Ингу, слава о ветрености которой уже в ту пору гуляла по селу. Оксана если и не превосходила чертовку, то нисколько ей не уступала.
Откинув тугую косу за спину, девушка потупила взгляд.
— Виделись мы…
Позади нас остановилась еще одна телега, и с облучка, словно выждав момент, спрыгнул Вакула.
— Ну что, пан завхоз, выдвигаемся? — спросил он и сразу переменился в лице. — Здравствуй, Оксана…
Дочь Чуба, и без того взволнованная, залилась румянцем. Кузнец с непониманием покосился на приятеля.
— Стар я стал, чтоб в такую даль отправляться! Ярина сегодня при хате, Наталке помогает, а Оксанка совсем заскучала, света белого не видит! — нашелся
