у нас на Земле, «Благоверными» называли царей, кесарей и чуть ли не святых до их канонизации!) Я совсем уже решил, что такую персону пригласили ради моего посвящения, и слегка обалдел от свалившейся на меня чести, но возгордиться не успел, так как князь тут же и пояснил:
— В своих странствиях отец Февадий согласился заехать к нам в гости с тем, чтобы отмолить княжну Лиллитиль под отчим кровом, а заодно и помолиться за воинов, погибших ради ее спасения…
Я мысленно фыркнул: «Надо же, хоть и «заодно», но вспомнил все-таки о тех парнях, которых мы хоронили в виде разрозненных кусков тел, а то я уже думал, что до их гибели и дела никому нет!» Однако естественно, феодалу и сыну своего времени, вслух говорить ничего не стал: в лучшем случае — просто не поймет претензий, а в худшем — еще и оскорбится! А оно мне надо? Мне о своих проблемах думать надо, а не воспитывать местную знать.
Причем проблемы вполне могли оказаться нешуточными, поскольку в тонкостях местной религии я не в зуб ногой, а у старичка глазки весьма умные и смотрят внимательно, чтобы не сказать «проницательно»! А как могут отреагировать на пришельцев из другого мира там, где по словам джинна, таких визитов уже чертову прорву времени не было?! Не знаете? Вот и я не знаю и узнать, как ни странно, — желанием не горю! Как сами понимаете, такое настроение к меньше всего располагает к откровенности, а ведь по своей сути, исповедь и подразумевает полную откровенность.
Так что битых тридцать минут, вертелся я похлеще пресловутого ужа на сковородке! Старичок-то оказался очень и очень непростым, да еще и добросовестным, и внимательным. Короче: когда Благонравный наконец прекратил меня терзать всякими-разными вопросами, я был мокрый, как мышь, и чувствовал себя Гераклом, только что закончившим выгребать Авгиевы конюшни! Однако к «Малому Канону» он меня все-таки допустил, хоть и сказал, отечески похлопывая по плечу:
— Вижу, юноша, откровенность тебе тяжело дается и душу свою ты мне так до конца и не раскрыл… Однако «исповедь», есть дело сугубо добровольное и принуждения не терпит. Главное я для себя уяснил, а остальным поделишься, когда сам этого захочешь… — затем сделал у меня надо лбом характерный жест кистью, будто что-то сначала собрал, а потом откинул, означающий у местных благословение, и согласно кивнул князю, терпеливо и кротко ожидающему в сторонке.
Духовно опустошенный и уже не чаявший благополучного завершения исповеди, я почти автоматически повторил за старцем слова «Малого Канона» и с облегчением увидел, как маленькая голубая молния пронзила наши с князем ладони, сомкнутые в ритуальном жесте. А потом еще добросовестно отсидел положенное время на пиру. Правда последнее было не так уж тягостно, потому что после всех пройденных «процедур», я испытывал такой зверский голод, что сначала просто «мел» со стола все, что попадалось на глаза и только утолив первый голод, дальше уже смог наслаждаться и куропатками в брусничном соусе, и седлом барашка в белом вине, и всевозможными пирогами с ягодами в меду, запивая все эти деликатесы исключительно взварами и морсами, поскольку вопреки расхожему мнению, «расслаблять» перегруженную нервную систему алкоголем, категорически не рекомендуется!
***
Однако нормально отдохнуть, как видно, на этот раз мне была не судьба! Едва освободившись от перевязи с ножнами и успев снять только один сапог, я подвергся… визиту Лилли, которая была абсолютно не в себе и только и могла, что двигаясь по комнате как сомнамбула, на автопилоте огибая вещи, повторять как заводная кукла:
— Все пропало… Все пропало…
— Да скажешь ты наконец толком, что именно и куда «пропало»! — наконец рявкнул я, с минуту утомленно понаблюдав за ее телепанием по моей вожделенной спальне.
Однако мой запал пропал не возымев никакого эффекта и чертыхаясь сквозь зубы, ковыляя в одном сапоге, я добрался до графина с водой, набрал ее в рот и смачно фукнул ею в лицо ополоумевшей вампирше, как во времена моего детства это делали при глажке хозяйки, желающие увлажнить пересохшее белье. Вот эта процедура эффект возымела и я только чудом увернулся от пощечины когтистой лапкой! К счастью, повтора не потребовалось…
«Водные процедуры», впрочем, как и всегда в подобных случаях, оказали свое целительное действие, Лилли пришла в себя, смерила меня обиженным взглядом, плюхнулась в мое самое любимое кресло и… горько разрыдалась! Я даже немного опешил, настолько не ждал такой чисто девичьей реакции от моей неистовой вампирши! И да, меня проняло…
— Ну тихо, тихо, — облокотившись бедром о подлокотник кресла я обнял девушку за хрупкие плечи и привлек к себе одновременно легонько похлопывая ее успокаивающим жестом, — по поводу чего слезы? Что там у тебя «пропало», что ты аж в панику скатилась?!
— Как «что пропало»?! Ты же уже знаешь, что здесь этот праведник, Благоверный Февадий?! Отец похвастался, что оказывается, уже после моей отправки в монастырь св. Мартиники, ему доложили, что этот Благоверный отправился в путешествие с миссией благотворительности и его маршрут пройдет совсем недалеко от нас. Он и так-то хотел заполучить его в качестве гостя, а тут ты меня привез и папа посчитал, что это самый лучший способ в одни силки поймать двух зайцев! К тому же очень хороший повод для приглашения: этот праведник просто так может в замок и не поехать, но вот ради спасения живой душ-ши-и…
Последние слова она договаривала уже с надрывом и едва закончив фразу, опять разразилась слезами, как осенняя туча!
— Ладно, про Февадия понятно, но ты-то чего ревешь?! — как-то ускользала от меня идея слезоразлива.
— Ну, как же?! Я же тебе сколько раз уже говорила, что не хочу чтобы меня «отмаливали»?! Ты что, все мимо ушей пропустил?! Ох, мужчины..! — возмутилась Лилли моей кажущейся невнимательности.
— Ничего я не пропустил! — тут уже возмутился я несправедливости обвинения, — ничего я не пропустил, только не понял немного: ты что, надеялась, что твой отец так все с твоим вампирством и оставит?! Такая наивная?! К тому же я не был до конца уверен, что ты эту идею не оставишь… — у меня перед глазами встали новорожденные вампирчики и абсолютно абсурдная и гротескная картинка, на которой княжна высиживает вампирскую кладку и я едва в голос не заржал, но благополучно подавил приступ неуместной веселости
