ни писали на вывесках, часть из которых лично вы склонны называть законодательством или конституцией.
— Вы говорите страшные вещи, господин Сапрыкин.
— Такова жизнь, господин Седьков. Не все правила игры наверху Олимпа объявляют простому народу. Даже не декларируют вслух, что те отличающиеся правила есть в природе.
— М-да. В ином месте простой народ ещё называли быдлом. Давно, раньше.
— Я понимаю это слово. Хорошо, что и вы сами понимаете всё между строк.
— В таком случае переходим ко второй части. — В принципе, Трофимов сказал дождаться, когда по всем трём каналам напряжёнка (объём трафика) вырастет втрое от изначальной, и стрелять козырями только потом.
Интересно, а откуда он знал, что во время этого разговора у посла будет именно три линии?
Кстати, моя способность видеть эти каналы (и их содержимое) его внимания вообще не привлекла: есть и есть, принял, как данность. Инструкции он дал с учётом этого инструмента, но в мои персональные детали не углубился ни на волос.
Крайне редкая в этом мире тактичность, ещё и в его нетрезвом состоянии.
— Внимательно вас слушаю, — Сапрыкин вежливо кивает и возвращает на лицо выражение доброжелательного любопытства. — Виктор, перед тем, как перейдём к конструктиву, хочу сказать: вы действительно приятны и симпатичны. Просто в вопросах бессмертия никаких законов быть не может: из своих рук никто этого не выпустит добровольно. Законы, говоря откровенно... — он обрывает фразу.
Вот и вскрыты все карты.
— Это не ваше бессмертие. Говоря формально, интеллектуальная собственность по разделам — и в сумме — принадлежит лично Сергею Седькову. Я — его родной сын. Вы не можете распоряжаться тем, что вам не принадлежит.
— А я думал, мы друг друга поняли, — разочарованно вздыхает дипломат.
— Был огород. Принадлежал моему отцу. На нём выросла картошка, я пришёл за ней. Вы сейчас начинаете рассказывать, что...
— Да никто тебе не даст зайти на этот огород! Да, формально он твой, изъять у тебя его нет никакой возможности, законно, но Виктор!..
— Что?
— Можешь считать, что весь посёлок твоих соседей дружно объединился. И сейчас несколько тысяч взрослых мужчин встречают тебя, законного собственника, — он выплёвывает это с пренебрежением, — со своими личными ожиданиями и намерениями. У входа.
— Это же называется вполне определённым словом из уголовного кодекса?
— А всем плевать, как это называется, — тихо говорит дипломат, глядя мне в глаза. — Твоя картошка просто интересна всем остальным. А также почва, которая вокруг клубней; степень влаги над твоим огородом; количество червяков на кубометры земли вокруг этой картошки и многое-многое другое. Это если говорить твоими категориями.
— М-да уж. Такой социальный интерес — а тут я припёрся.
— Да. А тут ты сейчас апеллируешь к некоему эфемерному социальному договору — традициям и обычаям — которые у твоего отца исторически с этими жителями посёлка сложились! Да никому это не интересно, картошку давай! Сюда и быстрее, пока не...! — он шумно выдыхает.
— Нервная у вас работа. Хм, а я думал, только Трофимов такой.
— Серёга? Твой завуч из школы, что ли?
— Да.
— Классный мужик был. Один из лучших в своём выпуске. Слегка на своей волне, но у них там все такие, — Сапрыкин ненаигранно крестится. — Царство небесное, искренне его жаль.
— Если не секрет, а вы откуда о нём в курсе?! Где он — и где вы?! Ещё и что он умер накануне?
— Тебе это не нужно. Я бы предложил более предметно поговорить о наших делах.
— Стоп. Виктор Иванович, я ожидал примерно такого поворота и немножко подготовился к нему. Это просили передать вам.
Получив его одобрительный кивок, связываюсь с одним из искусственных интеллектов HAMASAKI через виртуальный шлюз посольства: стандартная процедура, призванная гарантировать полную достоверность дальнейшей информации.
— Господин посол, я могу попросить вас зафиксировать все ваши каналы, чтобы они не смогли разорваться или отключиться без вашего согласия? — этот мой вопрос — тоже часть варианта протокола, не самая открытая, правда.
Как говорил Трофимов, её нужно просто знать.
— Сделано, — коротко кивает дипломат. — Фиксация активна. Говорите.
Мой самый обычный школьный завуч походя сообщил, что во времена нынешнего технического могущества обмен информацией, особенно в заведениях типа посольства, крайне зарегулирован.
Если говорить простым языком, мои внешне нейтральные просьбы не хуже топора над головой обязывают того же посла иной раз реагировать строго определённым образом — инструкции, правила, традиции и законы.
Вроде как далеко не все из них ему можно безнаказанно нарушать.
Дальше парадоксально. Если по-крупному на ГЕНЕТИКС ещё можно разинуть рот, то вот умолчать на уровне дипломата о том, что его собеседник хотел бы донести в страну — такого уже нельзя.
Такой вот парадокс, Трофимов ещё бормотал что-то о тавтологии.
Украсть миллион типа вариант, а за салфетку могут и руки оторвать.
Глава 22
— Виктор Иванович, как вы думаете, цветной обладатель рейтинга первого списка Федерации может прийти на подобную встречу неподготовленным профаном?
Посол вежливо выгибает бровь, демонстрируя молчаливый вопрос.
— Меня тут недавно просветили, что цветными, оказывается, являемся мы и темнокожие, а не как дома, — поясняю.
— А-а-а. Да. Занятный нюанс, я в курсе.
— Вот перед тем, как мы с вами сейчас окончательно упрёмся лбами, я последний раз попытаюсь воззвать. Ответьте сами себе: я могу быть наивным, неподготовленным и оторванным от реальности в нашем с вами разговоре? Как вы думаете? Или за моей позицией всё-таки тоже что-то стоит?
— Когда на горизонте маячит подобный куш, как в данном случае, люди и постарше вас, — между строк явственно звучит "поумнее", — способны на гораздо более серьёзные ошибки, — вежливо отвечает дипломат. — Точнее, это даже не ошибка, а недооценка готовности противника идти до конца. Моё персональное мнение, если угодно: вы слишком молоды и излишне идеалистичны. В силу возраста, никогда не были в ситуации, когда начинается игра без правил и любые предыдущие, м-м-м, пусть будет договорённости, утрачивают силу.
— В одностороннем порядке?
— Порой и так. Виктор, молодым людям свойственны завышенные ожидания, дескать, всё в итоге образуется так, как они хотели бы — просто потому, что это с их субъективной точки зрения ПРАВИЛЬНО.
— Вы согласны, что ГЕНЕТИКС — моя личная собственность? Не государства, не ваших эфемерных соседей по огороду? Которых, к слову, в лаборатории не
