произнес диктатор. — Не хочешь называть имя — дело твое. Пойми, я не желаю вам зла. Но на мои вопросы ты ответишь.
— Зла не желаете, как же. Скажите это тем парням, которые в том амбаре погорели.
Илид проигнорировал неуклюжую колкость, которая некстати разворошила неприятные воспоминания, и, стараясь сохранять спокойствие, спросил:
— Ты назвался подданным короля. Среди вас были солдаты из королевской армии?
— Нет, только я служил по молодости, да не дослужился. Вернулся домой, с парнями вот работал все. От бандитов помогал оборону организовать, да парней подучивал оружие в руках держать.
— Значит, в гарнизоне были только местные?
— Ну, да. Урожай вот несколько дней тому назад собрали. Благо хоть вывезти успели, как услышали, что мятежники к нам двинулись. Правда, вот в том-то амбаре, где урожай был, парни-то и погорели…
Тяжело было вести допрос недалекого крестьянина, его конвоир уже поскрипывал зубами от того, как мужик коверкал алокрийский язык, смешивая марийское и илийское наречия. Но Илиду очень важно было знать, в чем причина этого остервенелого сопротивления и необъяснимой верности королю.
Выяснилось, что жители этого городка были полусвободными работниками короля, которых по старинке в Алокрии называли рабами. Они вольны распоряжаться своим имуществом, но не имели права надолго покидать определенный населенный пункт и были обязаны выплачивать налог королю или дворянину, которому была пожалована эта земля. Видимо, Бахирон воспользовался приграничным положением поселения, чтобы насадить здесь илийские порядки, пренебрегая привилегиями свободы для всего населения Марии.
— Так почему же вы сопротивлялись нам? — допытывался Илид.
— Вы же мятежники, взбунтовались против нашего законного короля. Да к тому же атаковать нас начали, могли бы просто пройти мимо, не нужны вы нам тут.
— Мы несем свободу и равенство каждому человеку, разделяющему взгляды республики!
— Значит, мы их не разделяем. Могли бы просто отстать от нас, — неуверенно пробормотал мужик.
— Как бы то ни было, ваш город находится на территории, которая принадлежит Марии, — стараясь оставаться спокойным, произнес Илид. — Мы могли бы мирно поговорить и обсудить возникшие противоречия…
— Не положено нам с мятежниками беседовать, — упрямился пленник. — Да и о чем разговаривать-то?
— Например, мы могли бы описать вам жизнь в республике, где все равны и свободны…
— Я смотрю, ты командуешь тут всеми. Где же вы тогда равны-то?
— Это лишь на время. Только для преодоления кризиса мне вручены полномочия диктатора, — терпеливо пояснил Илид. — Пойми, вы были бы свободны от королевского гнета, не нужно было бы работать на дворян, выплачивать налоги им и королю…
— А у вас в этой республике, — снова перебил его мужик, потупившись взглядом. — Каждый сам по себе живет, никто никому ничего не платит, что ли?
— Да. То есть не совсем. У нас не налоги, а небольшие подушные взносы для каждого гражданина Марии.
— Так нам-то какая разница — платить ли королю или кому-то там в Градоме? Раньше мы хоть знали, куда деньги и урожай идут, а тут как словно подарили кому.
— У нас взносы идут на благо всей республики, а не для того, чтобы утолять жажду обогащения правящей верхушки Илии, — диктатор чересчур увлекся спором, позабыв, что перед ним стоит необразованный крестьянин. — И не для обеспечения работы раздутого аппарата королевского двора, непозволительной роскоши на фоне всеобщей нищеты.
— Да мы не нищие, — пожал плечами пленник. — Мы хорошо жили, спокойно работали, пока вот вы не задумали свой мятеж. Тяжела наша жизнь стала, измучили вы всех нас уже. Свободен или несвободен, какая разница? И коли уж платить все одно приходится, так хоть войны бы не было, жилось спокойно без вас, мятежников.
— Ты хочешь сказать, что при короле вам хорошо жилось? Вам, марийцам, таким же как и мы?
— Мариец, илиец, какая разница? — мужик снова пожал плечами. — Мы все в одной стране жили, со своими семьями и работой. Это вы, городские, все выше головы прыгнуть хотите, вот и понапридумывали себе свобод и равенств всяких. Ничего же ведь не поменялось, называться только иначе стали да и все.
Илид устало опустился на раскладной стул. Бесполезно спорить и объяснять что-либо человеку, неспособному понять высокие республиканские идеи. Судя по всему, жители приграничных районов и алокрийской глубинки придерживались такого же мнения — власть имущие забавляются, играя понятиями и названиями, и пытаются под шумок прикарманить побольше за счет простого люда. Конечно, тогда и при короле жизнь покажется хорошей, на фоне того, как падальщики растаскивали разлагающуюся страну по кусочкам.
"Они ничего не понимают", — печально подумал Илид, глядя на коренастого мужика, который топтался на месте уверенный в своей правоте.
— Отпустите его, — приказал диктатор и посмотрел крестьянину в глаза. — Уходи, ты свободен.
— Куда же я пойду-то? — оторопело спросил тот.
— Куда хочешь. Ты свободен. Может, хоть так поймешь, что это значит.
— Да зачем мне эта ваша свобода! У меня дом был, семья. Отправил их, куда подальше от вас, где же мне их искать-то теперь? Что мне теперь делать-то? Я на смерть шел, за короля и дом свой постоять, спокойную жизнь защитить, от вас, мятежников, избавиться!
Что-то изменилось во взгляде затравленного мужика, нерешительность исчезла, окончательно уступив место уверенности в правоте своего дела и преданности Бахирону Муру. Он резко оттолкнул зазевавшегося конвоира, выхватив у того из-за пояса кинжал, и бросился на диктатора с криком: "Будь ты проклят, мятежник!". Слишком неуклюже и медленно. Илид вскочил со стула, на ходу отклоняя руку с кинжалом, и, нанеся короткий удар снизу вверх по подбородку, с тихим хрустом сломал шейные позвонки нападающего. Крестьянин рухнул на землю, неестественно запрокинув голову назад.
— Идиот! — зарычал диктатор и, описав круг по палатке, исступленно начал пинать труп. — Да что. Не так. С этими. Людьми!
Оклемавшийся конвоир оттащил взбешенного Илида от тела крестьянина, которое тут же подхватили пришедшие на шум солдаты. Диктатор тяжело сел на стул, уронив голову на руки. Нервы были на пределе, картины бессмысленных убийств мелькали перед его глазами. Сколько страданий и потерь, сколько крови простого народа было пролито на земле их же родины…
Но почему? Возможно, королевские агенты придумывают и распространяют слухи о жутких злодеяниях республиканцев или умудряются подкупать верность людей какими-нибудь нелепыми обещаниями, на поводу которых так легко идет деревенщина. Это многое объясняло, но деятельность подобных агитаторов имела бы следы, которые легко обнаруживаются после перового же допроса пленных. Да и самих людей Бахирона марийцы пока еще не встречали, везде им оказывали сопротивление только гарнизоны из местных ополченцев. Конечно, агенты могли бы сработать невероятно чисто, но на это способны лишь шпионы Тайной канцелярии, а они, как
