любил, упал и утонул в потоке воды. Под шатрами же гром убил одного шляхтича и двенадцать коней; а еще жрец, когда проводил мессу, неосмотрительно свалил тело Господне с алтаря, на что даже сам король, как Ваповский, Бельский и Меховиус пишут, увидев, обратил внимание.
А Стефан, воевода волошский, имея на Альбрихтово предприятие, к чему бы все стягивалось, внимательный глаз, быстро увидел, что не к Каменцу идет, где была ближайшая и простейшая дорога к Килии и Белогроду, замкам турецким, а на Покутье тянется. Начал он тем более быть более осторожным и послал трех благородных господ волошских [366v] к королю, узнавая, по– приятельски либо по-неприятельски тянулся в Волохию, что если бы на Турцию хотел войну вести, тогда это мог прямой дорогой идти, до границ турецких прийти, обещая войскам его польским и литовским еду давать и сам своим людом сразу же к помощи прибыл, когда все равно на турецких границах положился. А если бы хотел король против него войну невинно начать, тогда будет стараться о том, чтобы король пожаловался, когда на Стефана меч поднимет. Тем посольством надменным король был оскорблен, и, послов тех вопреки закону человеческому взяв в плен, во Львов под стражей отослал, и сам, не ожидая ни войск литовских, ни пруссов, ни мазуров, вошел по-неприятельски в Волохию, где Сучаву[278], столичный замок, с четырех сторон осадил, и мощно стволами стены разоряя, добывал, надеясь, что волоши, раздосадовавшись суровым и тиранским правлением Стефана, к нему должны были пристать. Но в этом он ошибся, ибо хоть восемьдесят тысяч люда рыцарского коронного было, не считая возниц, поваров и других помощных людей, которых сорок тысяч было, ибо и возов с едой тридцать тысяч было в лагере. Волоши мужественно оборонялись и где наши дыры днем, выбили, то они в ночь гноем, деревом, камнями заделывали. Таким образом, когда наши долго около Сучавы время проводили, Стефан собрав также войска своих волохов, из Турции, Мультании и Чаклов. Хоть явно он с ними в поле не строился, [367], но наших регулярно из углов мучил, особенно непорядочно за едой, попойками били их везде и имели, убивали. Потому шляхта кричала, дабы их король к домам пустил, видя, что им отовсюду великая нищета пригревала. Более того, ни литовцы, ни мазуры не пришли на помощь. Еще мастер прусский, Тифемус, больной[279] во Львове лежал и там умер. А Стефан все дороги говорил позарубывать, и осадить, дабы нам ни еда, ни помощь прибыть не могла. А поляки тоже глупыми в своей обычной беспечности были потому, что себе дороги, которыми пришли, не укрепили. А послы приехали от Владислава, короля венгерского и чешского к брату, королю Альбрихту, прося его, дабы любовно с воеводой волошским Стефаном поступал, дабы он с отчаяния к туркам за помощью не подался. Позволил тогда король Альбрихт легко на соглашение, когда и сам феброй заболел и ущерб, неожиданно в своем войске плохие делам увидел. Но когда об условиях обоюдного мира договориться не могли, перемирии решили взять до времени, в которое бы говорили об утверждении мира. Тогда осаду Сучавы наши прекратили и король тоже послал к Александру, брату, великому князю литовскому, у Брацлава лежащему, дабы уже с войском литовским далее не трудился. После этого вывод и возращение из Волохии в Польшу на определенный день были в войске согласованы и назначены. [367v]
О поражении поляков и мазуров от волохов на Буковине и о погроме примерно нескольких тысяч литовцев над Днестром
Стефан, воевода волошский, только поняв, что поляки другой дорогой, не той, которой пришли, назад в Польшу вытянуться хотели (либо более короткой оную дорогу считали, либо этот край еще не опустошили из– за чего бы войско легче еду получало), приказывал королю через послов, чтобы той дорогой, по которой пришли, назад и вернулись, говоря, что та дорога, которой умыслил на левую сторону вытянуться, была не так, как первая широка, но лесами густыми и высокими обиловала, что неудобно было, и оврагов теснотой пересечена и заполнена была. Из-за чего нужно было опасаться, дабы люди волошские суровые, жестокие и неусмиренные, которых едва умел воевода в послушании держать, в тех теснинах против поляков отыгрываясь, вреда своего не попробовали. Этому приказу поляки веры не дали, говоря, что ему это Стефан, предатель, хитро заходит, дабы ему и те края его подданных не опустошались, и целыми от нас остались. Шли тогда, где кто хотел, без дела и без ряда грабя, разбойничая, что им навернулось. Так после четвертого привала притянулись в Буковину. Она из себя представляет лес буковый очень густой шириной в две мили, дороги имеет овражные, гористые и из-за скал, камней с них очень тесные. Через этот лес неудачный говорил король полякам великим с поврежденными возами вперед ехать, и переехали через него без малейшего ущерба. А Меховский и Бельский [368] пишут, что король с великополянами сразу же вперед ехал но сам король, как Кромер свидетельствует, на второй день за ними послал сперва лишь пушки и возы, и только затем выехал со двором своим. За королем, потом Малой Польши шляхта и русские без дела, без строя, без оружия голые как домой беспечно волоклись, а напоследок солдаты ехали. И Бельский пишет, что пушки посредине к собственному ущербу пустили. Уже возы королевские и другие грузы снаряжения военного в нижнюю часть леса спустились, когда волоши, крестьянство, вырвавшись предательски со всех сторон, и из пещер лесных на лагерь королевский ударили. Наших секут, колют, убивают: ПЛ «Убей, убей!» кричат, возы разбивают, разметают, добычу берут. Более того, деревья большие специально подрезали, и дороги ими заваливают, дабы последние отряды как можно дольше задержать, а передние чтобы подальше отошли и на спасение своим вернуться не могли. Вдруг без промедления сам Стефан воевода неожиданно с большими и с мощными войсками конных и пеших прибыл, хоть некоторые пишут, особенно русскиелетописцы, что говорил пушки на санях везти, ибо на подагру болел, так с великим окриком на последний отряд наших с тыла и с флангов ударил. Перемешались наши, делом неожиданным встревоженные, однако каждый мужественно оборонялся, но без военных знаков и без дела все это творилось, и один другого не мог слышать, перед гулом, криком, коней ржанием, деревьев обваливанием, и треском оружия, и звуком который все громче по лесам широким устрашающе разносился. Напоследок, когда уже наших [368v] волоши доставали, вернулись наши в лагерь свой,
